Природа сенсаций

— Да хуйня все это, — сказал Катя.

— Почему хуйня? — спросил Колычев.

— Не знаю. Хуйня, и все.

Казалось, она сейчас замкнется.

— А ты? — обернулся Олег к Луше. — Тоже так считаешь?

— Не знаю, — пожала плечами Луша. — Папаша у нее действительно странный. Он один раз, знаете, чучело змеи где-то купил и домой принес. А у них кот, рыжий, Чубайс — ну, он испугался, залез на шкаф. Так Евгений Соломонович бросил змею эту в прихожей и закрылся у себя в комнате. Приходит, значит, мать. А она привыкла, что Чубайс ее встречать выбегает. Ну, его нет. Она зовет: «Чубчик, Чубчик». И вдруг — раз! — на змею наступает! Представляете?

— Да уж, — согласился Колычев. — Весельчак твой папа.

— Я и говорю, — кивнула Катя.

Тем временем вышли на угол Тверской.

— Вон наш штаб, — показал Колычев на огромные окна в третьем этаже дома напротив. — Хотите, зайдем? Посмотрите, как мы живем. Мы недавно обустроились…

— Ты как, Луш? — спросила Катя.

— Нормально.

— Знаете, девчонки, только, может, водочки возьмем? — предложил Колычев. — Я — человек старой закваски, не привык на пиве останавливаться.

— Я вообще-то водку не люблю, — сказала Катя. — Лучше уж коньяк.

— Нет, коньяк сейчас пить нельзя. Весь поддельный. В Люберцах каких-нибудь разливают — чай со спиртом. Нельзя это пить.

— А французский? — спросила Катя.

— Французский — да. Бывает нормальный. Но не в ларьке. Отравишься — потом и спросить не с кого.

— Да чего ты, Кать, водку нормально, если с соком, — заметила Луша.

Взяли «Смирновской» и два пакета сока — апельсиновый и грейпфрутовый. Орешки, чтоб закусить.

У дверей штаба охранника не оказалось. «Раздолбаи», — отметил про себя Колычев.

Прошли по пустому коридору, затем по анфиладе, где помещались пиар-менеджеры. «И опять никого, — подумал Колычев. — Стоит уйти…» Впрочем, тут же он осадил себя: «А что бы они тут делали, во втором-то часу ночи?»

Кабинет Колычева представлял собой небольшую комнату, отделенную от общего помещения тонкой перегородкой с большим зеркальным окном. Сейчас в зеркале отразились все трое, вставшие вокруг стола, на котором покоился темный ящик компьютерного монитора.

— Вот, здесь я работаю, — пояснял Колычев, суетясь по-хозяйски. — Да вы раздевайтесь, рассаживайтесь.

Он сбросил с дивана на пол кипу: «Коммерсантъ», «Независимая», «Итоги».

— Садитесь, садитесь.

— А у вас в компьютере игры есть? — спросила Луша.

— Не держу, — ответил Колычев.

— А Интернет?

— Конечно.

— Так скачать же можно.

— Ладно тебе, Лушка, — сказала Катя. — Дома не наигралась? А радио можно включить?

— Конечно, конечно. Включайте. А я сейчас, — произнес Колычев, — только стаканчики какие-нибудь найду.

В лицо ему с двери глянули слепые бельма Кусто. «Фу, черт».

Сбросив плащ, он выскочил из комнаты.

Олег быстро пошел вдоль рядов столов с такими же мертвыми, как и его собственный, компьютерами, заглядывая подряд во все ящики. Вот наконец: стопка пластиковых посудин в разодранной целлофановой упаковке. «Чей это, кстати, стол? Ага, Шутов и Наресько, — отметил Олег. — Последить за ними, чтоб не особенно. А то, бля, превратят это все в обычный редакционный бардак…»

Внезапно Колычев осознал, что решительно не понимает, что же ему делать с девицами, да и вообще — зачем было затаскивать их сюда? «Напоить да трахнуть, естественно, — думал он, ступая по ворсистому ковролину, — но какой из меня поильщик и трахальщик? Что за ерунда…»

Однако когда он вернулся к себе в кабинет, где ожидали его подружки, оказалось, что думать о том, как развлекать гостий, ему не придется.

— Что это? — спросила Катя, когда Олег, расставив стаканчики полукругом, откупоривал водку.

— Где?

— А вот, — она указала на дверь.

— Это-то? — замялся Колычев. — Да тут, видите… Одна история. Это Кусто.

— Какой Кусто? Жак-Ив?

— Ну да.

— Не может быть, — сказал Луша. — Кусто же умер. Как он сюда мог попасть?

— В этом-то и вопрос, — усмехнулся Колычев, отмеряя по три пробулька жидкости в каждый стаканчик.

— Надо его оттуда вытащить, — твердо произнесла Луша.

— Вытащить? — изумился Колычев. — Да как?

— Кать, помоги-ка мне.

Вдвоем девушки подошли к двери.

— Давай упремся. Тяжелый, сволочь.

Помогая себе коленями, с явным усилием девушки погрузили руки в дверь и вытащили из нее Кусто. Невысокий, размером с гипсового пионера и так же весь белый, старик стоял теперь на ковре на невысоком постаменте. С него сыпалась какая-то крошка.

— Это чего? — спросил Колычев прерывистым голосом. — Памятник, что ли?

— Какой нах памятник, — отозвалась Катя. — Реальный Кусто.

— А чего же он молчит? — Колычев часто моргал, замерев с бутылкой водки в руке.

— Пока сказать нечего, — пояснила Катя. — А начнет — не остановишь. Мало не покажется.

— Как вы это сделали?

— Да мы-то ладно. Как вот ВЫ это сделали? Исследователя глубин в дверь запихнуть… Не знаю, что у вас за штаб такой.

— Луша! Подождите… Катя! — забормотал Колычев. — Объясните мне. А он тяжелый? Как вы его из двери-то вытащили?

— Взяли да вытащили, — сказала Луша.

— Она же твердая.

— Ну и что? Не тверже человека.

— А? Да… — Колычев повернулся, посмотрел в темное зеркало. — Да. Может быть, выпьем? Я выпью.