Читаем Природа сенсаций полностью

Досталь накрутил телефонный диск, размышляя о том, какое он вчера оставил впечатление. Под конец вечера он поцеловал Эринию в прихожей.


Филолог решил, что всякой девушке приятно, когда ее целуют. И вот звонил: вариант или нет, но накормить она должна, так полагал Досталь. Готовить самому не хотелось.


Было воскресенье. Он почитал, включил последовательно телевизор, магнитофон, проигрыватель. Темнело безобразно быстро.


Он поехал.


У «Новослободской», выйдя из метро, Досталь сразу увидел нужный автобус и побежал к нему, прыгая через коричневые снежные колеи и поскальзываясь.


Автобус был «Икарус», изнутри весь заросший инеем, как рефрижератор.


В оконном инее Досталь проковырял смотровой пятачок. Приникнув к нему, увидел ларек, полный лиловой свеклы. Зашипели двери, автобус вздрогнул, покатил, повернул, ларек уплыл.


Досталь расцарапывал иней, увеличивая угол обзора. Видны стали дома и окна, все разные окна, зашторенные и голые, и за ними проваливались в глубь домов по-разному освещенные комнаты.


«Эриния… Получится вдруг смех один, — думал Досталь. — Плох тот филолог, кто не мечтает сочинить роман. Плох тот филолог, кто вместо того, чтоб купить в магазине хлеба, едет за тридевять земель ужинать к малознакомой женщине… Это уж ковбой, а не филолог…»


Шоссе было завалено снежной кашей, и «Икарус» честно месил ее вместе с другими машинами.


Досталь оторвался от проталины на окне и оглядел пассажиров. «Люди усталые, — думал он, — ну куда едут? Лежите, люди, забудьтесь…» Жители Москвы в черных и серых пальто стояли вокруг серьезно, специальная автобусная сосредоточенность выражалась на их лицах, и сверкали серьги над меховыми воротниками девушек, и красноватые руки молодых людей цепко держали поручни.


Досталь придвинулся к окошку. Оттаянная площадочка успела запотеть, зарасти тончайшим целлофановым ледком, но сквозь муть виделось странное! Огоньки автомобилей скользили не рядом, а внизу, в глубине. Что же, филолог перепутал автобус? Катит теперь по эстакаде?


Досталь поелозил краем ладони по окну, увидел явственней… Шоссе отсутствовало. Автобус двигался над землей. Над огоньками, домами, людьми и витринами.


«Надо крикнуть!» — решил филолог и обернулся.


Салон автобуса был пуст.


«Жизнь прошла», — почему-то подумал Досталь. Автобус темен и черен (хотя желт и освещен), и лед нарос на окнах.


Досталь бросился к водителю. В выгороженной впереди жаркой кабинке никого не было. За лобовым стеклом открывалось и наползало небо. Глубоко внизу тянулась Дмитровка. Желтая кишка — «Икарус» медленно плыл в сером небе.


Филолог огляделся, шагнул назад, всей спиной ударился о вертикальную стойку. Хвост автобуса, позади резиновой гармошки, мотался из стороны в сторону с отвратительной игривостью.


Досталь влез на водительское сиденье.


Автобус слегка тряхнуло. Коричневая дорога полезла вниз, под брюхо «Икаруса». Картинка ожила, поехали огни, красные обгоняли, белые били в глаза, свисал со штанги огненный круг светофора: машина была на маршруте.


Филолог водить не умел, и, однако, забыв о страхе, схватил руль и нажал на торчавшую из пола педаль, стукнувшись сначала о нее щиколоткой. Автобус клюнул вперед, замедлил ход, заднюю половину стало заносить.


Досталь отпустил педаль. Автобус выровнялся и остановился.


В зеркало филолог видел салон — там стеной стояли люди в тяжелых пальто; впереди был светофор, поодаль — остановка. Ядовитый однотонный звук дрожал вокруг — машины позади автобуса требовали дорогу.


Каждый когда-то видел, как работают водители. Досталь почти инстинктивно нажал какие-то пестрые кнопки, и двери автобуса растворились. Пассажиры, негромко переговариваясь, выходили на шоссе.


Филолог рванулся с водительского места, кинулся к дверям, но за ними было небо, одно небо, большой воздух внизу и кругом.


И вот он стоял на ступеньке, глядя, как от задней кассы идет по пустому автобусу прямо к нему женщина с непокрытой головой, в длинной распахнутой шубе, в белом платье, и бусы змеятся у нее на груди.


Не веря себе и не желая верить, Досталь отводил глаза. Но зачем? Все уже было понятно: она, поцелуй в прохожей, вчерашний вариант. Эриния.


— Куда ты? — спросила она просто. — Вези.


— Нет, — сказал Досталь.


— Тогда прыгай.


Он взглянул в дверь, вниз, держась за поручень. Оттуда бил холод. Высота оказалась страшная.


Эриния стояла над филологом молча и вдруг резко, с грацией и силой мастера каратэ ударила каблуком сапожка по руке Досталя. Он вскрикнул, отпустил руку, мстительница («Но за что?» — успел подумать филолог) уже метилась по другой, он, однако, сумел подтянуться, прыгнул, вскочил со ступенек в салон.


— Да кто ты такая? — спросил Досталь дрожа.


Он сбивчиво дышал и смотрел в грязный, со снегом и песком, пол.


— Диспетчер! — закричала Эриния. — Диспетчер я!


Досталь поднял глаза.


— Ну, поедешь? — смеялась она. — То-то же! Смену закончишь — заходи! Борща поешь!


И показалось филологу, что от бус Эринии отлепилась, и с шипеньем встает над плечом ее, и готова к броску узкая, круглая, со стальным бликом на чешуе змея.


«Что-то ей не понравилось вчера», — решил Досталь, пересекая Дмитровку.


Перейти на страницу:

Все книги серии Уроки русского

Клопы (сборник)
Клопы (сборник)

Александр Шарыпов (1959–1997) – уникальный автор, которому предстоит посмертно войти в большую литературу. Его произведения переведены на немецкий и английский языки, отмечены литературной премией им. Н. Лескова (1993 г.), пушкинской стипендией Гамбургского фонда Альфреда Тепфера (1995 г.), премией Международного фонда «Демократия» (1996 г.)«Яснее всего стиль Александра Шарыпова видится сквозь оптику смерти, сквозь гибельную суету и тусклые в темноте окна научно-исследовательского лазерного центра, где работал автор, через самоубийство героя, в ставшем уже классикой рассказе «Клопы», через языковой морок историй об Илье Муромце и математически выверенную горячку повести «Убийство Коха», а в целом – через воздушную бессобытийность, похожую на инвентаризацию всего того, что может на время прочтения примирить человека с хаосом».

Александр Иннокентьевич Шарыпов , Александр Шарыпов

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Овсянки (сборник)
Овсянки (сборник)

Эта книга — редкий пример того, насколько ёмкой, сверхплотной и поэтичной может быть сегодня русскоязычная короткая проза. Вошедшие сюда двадцать семь произведений представляют собой тот смыслообразующий кристалл искусства, который зачастую формируется именно в сфере высокой литературы.Денис Осокин (р. 1977) родился и живет в Казани. Свои произведения, независимо от объема, называет книгами. Некоторые из них — «Фигуры народа коми», «Новые ботинки», «Овсянки» — были экранизированы. Особенное значение в книгах Осокина всегда имеют географическая координата с присущими только ей красками (Ветлуга, Алуксне, Вятка, Нея, Верхний Услон, Молочаи, Уржум…) и личность героя-автора, которые постоянно меняются.

Денис Осокин , Денис Сергеевич Осокин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Айза
Айза

Опаленный солнцем негостеприимный остров Лансароте был домом для многих поколений отчаянных моряков из семьи Пердомо, пока на свет не появилась Айза, наделенная даром укрощать животных, призывать рыб, усмирять боль и утешать умерших. Ее таинственная сила стала для жителей острова благословением, а поразительная красота — проклятием.Спасая честь Айзы, ее брат убивает сына самого влиятельного человека на острове. Ослепленный горем отец жаждет крови, и семья Пердомо спасается бегством. Им предстоит пересечь океан и обрести новую родину в Венесуэле, в бескрайних степях-льянос.Однако Айзу по-прежнему преследует злой рок, из-за нее вновь гибнут люди, и семья вновь вынуждена бежать.«Айза» — очередная книга цикла «Океан», непредсказуемого и завораживающего, как сама морская стихия. История семьи Пердомо, рассказанная одним из самых популярных в мире испаноязычных авторов, уже покорила сердца миллионов. Теперь омытый штормами мир Альберто Васкеса-Фигероа открывается и для российского читателя.

Альберто Васкес-Фигероа

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза