Напрягши воображение, я разобрал, что же значила эта фраза: «Отличную Димка купил себе попону в “Мексе”». Я почувствовал, что покрываюсь холодным потом — неужели они? Ничтожные, безмозглые существа — и мне предстоит принять в них участие? И я, возможно, окажусь с ними связан навеки?
Что-то надо было предпринимать.
Я решился и, преодолев страх и отвращение (я терпеть не могу разговаривать с незнакомыми людьми), повернулся к моим соседям:
— Позвольте?
Юноша кивнул, девушка натянуто улыбнулась. «Знали бы вы…» — подумал я.
Между тем начать разговор — половина дела, надо было суметь его продолжить.
— Я случайно услышал ваш разговор, — сказал я, — и менее всего мне хотелось бы показаться назойливым, но сегодня — особый день. Дело в том, что я стал обладателем таких сведений, которые могут… Они и вас касаются…
Внезапная речевая нерешительность овладела мной — я чувствовал, что обязан продолжать — и смолк.
— Ну, что же вы? — спросила девушка с неожиданно ласковой интонацией, и я подумал, что она, возможно, не вовсе безнадежна. Парень же по виду был типичный студент.
— Я… — Я собрался с силами. — Я… Дело в том… Это может изменить всю жизнь человечества, вот что.
Юноша нагнулся к уху девушки и что-то коротко сказал ей.
Я прочитал по губам: «Больной, ебанько».
— Напрасно вы, — заметил я ему.
Он поднял взгляд: на меня смотрели пустые, как горлышки выпитых бутылок, молодежные глаза.
— О'кей, — произнес я. — Я скажу вам, а вы уже сами решите, что делать дальше. Готовы?
— Готовы, — в один голос выдохнули юные существа, явно желая побыстрей избавиться от докучного собеседника.
Кстати смолкла и музыка, взопревший диджей как раз менял винилы на своих вертушках. Звон стекла, плеск разговоров.
«Вот в каких условия приходится, значит», — подумал я, последним усилием цепляясь за спасительную невысказанность, и произнес:
— А вы знаете, что у человечества семь полов?
«Семь полов?» Когда старый Павлин, скалясь и пришептывая: «Шэм пожов», произнес эти слова, меня словно охватила некая дрожь. Да! Семь полов. Как мог я и раньше, сам, не догадаться? Но в том отличие научного гения от обычного человека, каковым, несомненно, являлся я. Научный гений проницает мир вглубь, видит не только факты, но и, одновременно, выводы из них.
Теперь я готов был пересмотреть всю свою жизнь — я начинал уже проницать в глубине собственного прошлого странные совпадения и необъяснимые неудачи, встречи там, где никаких встреч, казалось, и ожидать было нельзя, и расставания там, где их ничто не предвещало. Я вспомнил мгновенно свои студенческие годы и дальнейшие годы зрелости. Я вспомнил множество тел — и теперь они сплетались в единую, необычную мозаическую картину.
Павлин меж тем продолжал.
Выводы Леонида и Сергея заинтересовали самого Лаврентия Берию. С легкостью всемогущий грузин выбил в главке финансирование. Как по мановению руки в подмосковной дачной местности вырос особнячок на просторном участке, оснащенный всем необходимым. Измерительные приборы, техника, стеклодувный цех, но главное — спецбарак для живого человеческого материала — все было возведено с необычайной скоростью. Впрочем, на строительстве трудились, по обычаю того времени, люди подневольные, переброшенные прямо сюда с Беломорканала. Работали споро, под тяжелыми взглядами охранников в мундирах с малиновыми петлицами, под бодрое тявканье овчарок.
И вот — спецбарак, который теперь и занимал Павлин. Его именовали на внутреннем жаргоне конюшней — но, конечно, никакие там содержались не лошади. Отнюдь! Там-то как раз в небольших опрятных комнатах содержался основной массив человеческого материала. Там жил женский контингент.
Сорок восемь комсомолок и коммунисток. Часто, повязав головы косынками, водили они хоровод по двору. Забавная круговерть нагих тел! Ученые наблюдали, как колышутся тяжелые груди, как ходунами ходят упругие бедра.
Наконец подходило время.
— Оплодотворять! — восклицал обыкновенно первым нетерпеливый Сергей.
— Ну ладно, — как бы нехотя соглашался Ленька.
И бежали оплодотворять.
Начиналось веселье — становились вкруг у станка, бабы, кто был не занят в очередном эксперименте, толпились у окна… Но не стоит думать, что все это было лишь оргиастически-несерьезно.
О нет!
— На полном сурьезе, — подчеркнул старик, рассказывая.
К различным органам оплодотворителей присоединены были тянущиеся к приборам и самописцам провода, датчики также опутывали головы и груди женщин. Самый крупный, жилистый провод тянулся к тестикулам оплодотворителя, закрепляемый на кожистых складках специальными зажимами.
С этим-то и вышла однажды незадача.
Кратово до сих пор славится немотивированными бросками питания в электросети. Ни с того ни с сего лампы во всем огромном дачно-жилом массиве начинают мигать, свет их колеблется — то вдруг угаснет, то вспыхивает ярко, как маяк.
Такой бросок однажды и вызвал роковые последствия.
— Никто и сделать-то ничего не успел, — говорил Павлин, и мне удивительно было и сейчас, спустя без малого семьдесят лет, слышать в его голосе сокрушенные нотки.