– Да. Хотя я вижу какое-то странное расхождение между его личностью и тем, чем он зарабатывал себе на жизнь. Его область знаний – расчет траекторий и баллистика. Его исследования главным образом были выгодны конструкторам оружия. А он, как мне кажется, такой мягкий человек. Ученый. Не вяжется одно с другим.
– Правда? – спросила она, стараясь сдержать улыбку. Именно так она думала о своем муже. Человек, склонный к научной работе, но разыскивающий убийц. – Не все люди кажутся тем, что они есть на самом деле.
– Но он, похоже, знает свое дело. Он сразу же идентифицировал пушку. Сказал, что это суперорудие.
– Суперорудие?
Он думал, что она рассмеется. Когда сидишь в светлом бистро и ешь свежий теплый хлеб и суп из пастернака и яблок, само это слово кажется смешным. «Суперорудие». Словечко из комикса.
Но Рейн-Мари не рассмеялась. Нет, она вспомнила (как помнил он, не забывая ни на минуту) Лорана. Живого. И Лорана мертвого. Погибшего из-за той штуки в лесу. Как бы она ни называлась, в ней не было ничего хотя бы отдаленно смешного.
– Его создал человек по имени Джеральд Булл, – сказал Арман.
– Но зачем оно там? – спросила Рейн-Мари. – Профессор Розенблатт знает?
Арман отрицательно покачал головой и показал в окно:
– Может быть, они скажут.
Рейн-Мари посмотрела в окно и увидела Лакост и Бовуара, идущих по грунтовой дороге к тропинке в лесу. С ними шагали двое незнакомых людей. Мужчина и женщина.
– Кто они? – спросила Рейн-Мари.
– На первый взгляд я бы сказал, что они из Министерства обороны или из КСРБ.
– А может, они тоже ученые, – предположила Рейн-Мари.
И снова Жан Ги Бовуар вставил громадный предохранитель в громадный патрон и услышал щелчок, когда загорелись громадные прожектора.
Он не сводил взгляда с агентов КСРБ, и они его не разочаровали.
Только что они стояли плечо к плечу, держа свои портфели, как пассажиры на вокзале, а в следующий миг превратились в двух сумасшедших.
Их глаза широко раскрылись, челюсти отвисли, головы одновременно медленно запрокинулись назад. Они смотрели вверх. Вверх. Если бы шел дождь, они бы захлебнулись.
– Ни хрена себе, – только и смог выдавить из себя Шон Делорм. – Ни хрена.
– Она таки существует, – сказала Мэри Фрейзер. – Он ее создал. – Она посмотрела на Изабель Лакост, стоявшую рядом. – Вы знаете, что это такое?
– Суперорудие Джеральда Булла.
– Откуда вы узнали?
– Нам сказал Майкл Розенблатт.
– Профессор Розенблатт? – переспросил Шон Делорм, достаточно пришедший в себя, чтобы перестать говорить «ни хрена себе».
– Да.
– А он как понял? – спросил Делорм.
– Он его видел, – ответил Бовуар. – Он здесь.
– Ну конечно, он здесь, – сказала Мэри Фрейзер.
– Я его пригласил, – объяснил Бовуар.
– А-а, – сказала Мэри Фрейзер, отворачиваясь.
Ее глаза снова были прикованы к гигантской пушке. Но сейчас клерк из КСРБ смотрела на гравировку.
– Невероятно, – вполголоса произнесла она.
– Значит, легенды не лгали, – сказал Делорм, обращаясь к коллеге.
Мэри Фрейзер сделала несколько осторожных шагов вперед и стала разглядывать изображение.
– Тут надпись, – сказала она, показывая на вязь, но не прикасаясь. – Арабский язык.
– Иврит, – поправила ее Лакост.
– Вы знаете, что тут написано? – спросил Делорм.
– «На реках Вавилонских», – ответила Изабель.
– «Мы сидели и плакали», – закончила цитату Мэри Фрейзер. Она отступила от пушки. – Вавилонская блудница.
– Ни хрена себе, – сказал Шон Делорм.
Гамаш и Анри дошли до конца деревни. У Анри был его мячик, а у Армана – пьеса.
Он посмотрел на название, запачканное грязью могилы, которую Рут выкопала для рукописи. Но пьеса не упокоилась в мире. Он ее достал, и наступило время ее прочитать.
«Она сидела и плакала».
Это могло быть совпадением. Почти наверняка это совпадение – то, что название пьесы, написанной серийным убийцей, похоже на фразу, выгравированную на лафете оружия массового уничтожения.
Арман знал, что совпадения случаются. И что не стоит придавать им слишком большое значение. Но еще он знал, что не нужно целиком отметать вероятность неслучайности.
Он собирался прочесть пьесу в комнате перед камином, но не хотел марать свой дом. Тогда он решил взять ее в бистро, но и эту идею отверг. По той же причине.
– А ты не вкладываешь в пьесу больше смысла, чем она заслуживает? – спросила у него Рейн-Мари.
– Может быть.
Но они оба знали, что слова – тоже оружие, а будучи вплетены в историю, они обретают силу почти безграничную. Арман остановился на крыльце с рукописью в руках.
Куда пойти?
Наверное, в такое место, которое не подлежит спасению. Гамаш знал одно такое место – лес, где убили мальчика, где несколько десятилетий стояла пушка, созданная для массового убийства. Но там находилось слишком много людей, а ему не хотелось объясняться.
А если не прóклятое место, то существовала единственная альтернатива. Божественное. Место, которому рукопись Джона Флеминга повредить не в состоянии.
Они с Анри дошли до края деревни. Поднялись по лестнице к никогда не закрывающимся дверям старой часовни и зашли внутрь.