– А когда его убили, Кутюр испугался, – сказал Бовуар. – Он спрятал чертежи. А может, даже уничтожил их. Занялся выращиванием томатов и перца, попытался забыть о пушке в лесу.
– А пушка стояла под камуфляжной сеткой, – сказал Гамаш. – Обнаружить ее было трудно. Спусковой механизм он удалил. Кто еще, кроме создателя, мог это сделать? В доме Антуанетты его не нашли?
– Нет. Хотя, если честно, мы его и не искали, – ответил Бовуар. – Мы вернемся и посмотрим еще.
– Если он там был, то убийца, вероятно, его забрал, – сказал Гамаш. – Но проверить стоит.
– Я усилю охрану пушки, – сказала Лакост и направилась к телефону в кабинете.
Внезапно вспыхнул верхний свет, и Арман увидел, что Рейн-Мари стоит у выключателя. Через миг она вернулась к столу.
– Ну вот, убили атмосферу, – пожаловался Жан Ги.
– Я хотела получше рассмотреть фотографию, – объяснила она, склоняясь над снимком.
– Вы кого-то узнаете, мадам Гамаш? – спросил Адам Коэн.
– Нет, люди мне незнакомы. А вот место… Арман?
Трое мужчин в зернистом увеличении стояли у начала очень длинного туннеля, уходящего вниз. Стены казались металлическими, из потолка и боковин торчали металлические стержни. На потолке были закреплены громадные прожектора.
– Не думаю, что это туннель, – сказала она. – По-моему, они стоят у вершины длинного цилиндра.
– Может быть, пушечного жерла, – сказал Гамаш.
– Если это пушка, то уж очень большая.
– Ну и что? У нас тут есть одна очень большая пушка, – напомнил он.
– Сомневаюсь, что это пушка, – сказал Бовуар, наклоняясь над плечом мадам Гамаш. – Это больше походит на лестничную клетку.
– Или эскалатор, – сказал Арман.
И в самом деле, фотография казалась странно знакомой. Спуск в метро? Аэропорт? Да что угодно.
– Ужасно знакомо, – пробормотала Рейн-Мари.
– Может, мы говорим о пустяках, – сказал Гамаш. – Фотография явно снята много лет назад.
– А что случится, если выяснится, что была создана еще одна такая пушка? – спросила Рейн-Мари.
Гамаш немного подумал, открыл рот, но слов не нашел. Не нашел тех успокаивающих слов, которых ждала она. Слов, которые говорятся при горящих свечах. И к ужасу Рейн-Мари, он просто закрыл рот и посмотрел на нее.
– Ты думаешь, убийца нашел чертежи? – тихо спросила она.
– Не знаю, – ответил Гамаш. – Мэри Фрейзер обвинила меня в том, что я не понимаю, насколько опасен мир торговцев оружием. И она права. Сомневаюсь, что вещи, с которыми мы сталкивались до сих пор, могут сравниться с этим. Масштабы убийств, с которыми они имеют дело, невозможно представить. Они создают и разжигают войны, они поощряют геноцид. Ради прибылей. А какие прибыли! Они исчисляются миллиардами. А чьи-то жизни – да они ничего не стоят, ерунда.
Он говорил обыденным тоном, что только усиливало ужас сказанного.
– Думаю, мы должны исходить из худшего сценария, – сказал Жан Ги. – Будем считать, что чертежи найдены.
Обед вскоре закончился. Темы для разговора были исчерпаны. Договорились с Габри о номере для Адама Коэна, а Жан Ги переехал в дом Гамашей. Молодой человек явно испытал облегчение, узнав, что ему не нужно возвращаться в Монреаль.
Когда Лакост и Коэн ушли, а посуда была вымыта, Арман пошел выгулять Анри.
– Не возражаете, если я к вам присоединюсь? – спросил Жан Ги.
В дружеском молчании они втроем обошли деревенский луг, потом сделали еще один круг. Вечер был ясный и прохладный, дыхание образовывало облачка в воздухе. Небо заполнилось звездами, лунные тени трех сосен протянулись по всему лугу и уткнулись в бистро.
Они видели профессора Розенблатта, в одиночестве сидящего за столом. Гамаш остановился, задумался. И понял, что время пришло.
– Холодно, – сказал он Жану Ги. – Неплохо бы согреться.
– Я думал о том же, patron.
Минуту спустя они стояли у столика профессора.
– Bonsoir, – сказал Арман.
– Привет, – ответил профессор, поднимая голову и улыбаясь.
Арман вытащил из кармана фотографию и положил ее на столик, потом медленно пододвинул к Майклу Розенблатту.
– Я бы хотел получить ответ на мой вопрос прямо сейчас, s’il vous plait. Был ли Джеральд Булл создателем суперорудия? Или его сконструировал кто-то другой? Более умный?
Он увидел, как улыбающиеся губы застыли. Смешливые морщинки исчезли. Улыбка сошла с лица профессора.
Глава двадцать седьмая
– Последний заказ, – объявил Оливье из-за стойки бара.
В бистро оставались еще два посетителя, молодые любовники на свидании, они держались за руки через стол и не вызывали у Гамаша беспокойства. Они явно находились в своем собственном мире. В мире, который, к счастью, не знал геноцида, ядерных боеголовок и пушек, спрятанных в глубине леса. Гамаш хотел быть уверенным, что два этих мира никогда не встретятся.
– Месье? – Гамаш кивнул, показывая на коньяк Розенблатта.
– Нет, пожалуй, нет.
Язык у пожилого ученого чуть заплетался, и теперь кровь мигом прихлынула к его лицу.
– Может быть, стакан воды, patron? – предложил Бовуар, и Оливье вернулся с графином и тремя стаканами.
– Я все думал, когда вы выясните, – сказал Розенблатт. – Наверное, нужно было сказать вам раньше.