Природные катастрофы и пришельцы из космоса

Я нисколько не был бы удивлен, если бы некоторые молодые археологи наградили Соучека за его рассуждения презрительной ухмылкой. Однако, как мне кажется, к его предположениям следует отнестись серьезнее, ибо их подтекст может быть ясен только специалистам, хорошо знакомым с достижениями современной археологии. Не следует забывать, что и известный археолог Гордон Чилд, на которого ссылается Соучек, еще не так давно, в 40-х годах, утверждал, что лесорубу эпохи неолита, чтобы срубить дерево, требовался один каменный топор. Мы тоже помним, как в наших учебниках писалось, будто для изготовления одного каменного орудия требовались месяцы, а то и годы. Поэтому следует учитывать, что современные знания о производстве каменных орудий, полностью опровергающие прежние представления, являются результатом экспериментального исследования последних десятилетий, а точнее, последних лет. Но если они останутся достоянием лишь академических трудов и специальных журналов, то мы сами окажемся виноватыми в живучести старых представлений о возможностях людей каменного века.Я уже упоминал, что в последнее время нам существенно помогают эксперименты. Часто говорят, что Семенов и эксперимент — одно и то же. Считаю это признанием моих достижений, и, конечно, это меня радует. Мои скромные усилия увенчались тем, что эксперимент стал неотъемлемой частью изучения далекого прошлого. Может быть, вас заинтересует и то, каким путем я к этому пришел? Путь этот был нелегким и сопровождался многими случайностями.В свои девятнадцать лет, а это было в канун Октябрьской революции, я работал простым рабочим на железной дороге и моими инструментами были лопата, лом и кирка. Как считают многие, и я в прошлом так же считал, в науке это не самые лучшие стартовые позиции. Но сейчас я думаю, что мне сильно повезло. Ведь и в археологии, которой я занялся после революции, я остался верен своей первоначальной профессии. Моей научной специализацией стало изучение орудий труда: каменных рубил, резцов, скребков, ножей, топоров и других орудий, которым археологи дали названия по аналогии с некоторыми современными инструментами или с теми, которыми пользуются и сейчас племена, находящиеся на низком уровне развития. Но если быть точным, в то время никто не мог сказать определенно, каково было назначение тех или других каменных предметов, как и где их изготовляли и т. д.И тут у меня в памяти всплыл старый опыт работы с киркой: насколько быстро она тупилась при ударах о скальный грунт, глубина ее вхождения в почву при разной силе удара и т. д. Я вспоминал, какие следы оставались на моих инструментах при работе с разными породами и каков был характер затупления. И я подумал: а не взглянуть ли под этим углом зрения и на древние каменные орудия, на следы, оставшиеся на них? Оказалось, что на большинстве каменных, костяных и металлических орудий есть царапины разной ширины и глубины, обломы, места, отполированные до блеска. Некоторые следы удавалось различить невооруженным глазом, другие — только под микроскопом.Итак, ответ на первый вопрос был положительным, можно было перейти к следующему: какому виду работ соответствовали те или иные следы? С этого момента и начались мои эксперименты. Ударяя камень о камень или шлифуя их на песчаниковых брусках, я принялся изготавливать копии каменных, а также костяных орудий. При этом я старался использовать только такие материалы и применять только такую технологию, которая могла быть известна древнему человеку. Свои изделия я доводил до полного сходства с древними оригиналами. Затем вновь созданными орудиями я стал резать мясо, очищать шкуры животных, рубить деревья, долбить стволы и одновременно тщательно фиксировал, какие следы остаются на инструменте после того или иного вида работ, а также какие следы оставляет сам инструмент на обрабатываемом материале. И только накопив результаты тысяч экспериментов, проводившихся мною на протяжении десятилетий, я осмелился представить свои выводы на суд научной общественности: каждый рабочий процесс оставляет на инструменте соответствующие следы, но и каждый инструмент оставляет свои следы на обрабатываемом предмете. Одновременно я описал методы определения этих следов, а также дал их классификацию.С волнением ждал я первых откликов. Они были благоприятны. Археологи многих стран подтвердили правильность моих выводов. Ну, а дальше все пошло с неизменным успехом. В Ленинградском археологическом институте была создана экспериментальная лаборатория, появились первые студенты, специализировавшиеся в этом направлении. Мы организовали несколько длительных экспедиций, во время которых проверяли различные виды доисторической технологии. Например, во время крымской экспедиции в 1958 году мы попытались делать кремневые скребки и ножи, то есть орудия, о которых говорит Людвик Соучек. Два члена экспедиции в течение полутора месяцев изготовили десятки тысяч таких орудий, точных копий изделий палеолитических мастеров. Как они это делали? Рукой или молотком ударяли по костяной палочке, направленной в определенное место кремневого ядра, от которого откалывались осколки или пластинки.Очень долго мы не могли разгадать секрет изготовления длинных палеолитических наконечников для стрел — «лавровых листов», древних «кинжалов» совершенных форм и «ритуальных ножей майя». Поэтому нас очень обрадовало сообщение молодых американских археологов, посетивших нашу лабораторию, что их профессор Дон Крэбтри занимается этими проблемами уже много лет. Вскоре из США пришло радостное известие — Дон Крэбтри решил «нашу проблему»: любой камень, кремень или обсидиан, необходимо перед скалыванием нагревать до определенной температуры.