Четырехлетний сын Шарлотты, Том, довольно небрежно относится к правде. Во всех «случайностях» он обвиняет свою годовалую сестренку Эллу, и при этом его ничуть не мучат угрызения совести, особенно в том случае, если он сам виноват в чем-то. Когда Шарлотта слышит из кухни звук бьющегося в гостиной стекла, она точно знает, что увидит, когда подойдет посмотреть, что случилось. На полу, конечно, будут лежать осколки настольной лампы, рядом с которыми будет стоять Том, осуждающе указывающий на Эллу и предлагающий маме разделить с ним свой гнев. И конечно же Элла в это время будет сидеть в другом конце комнаты, не обращая никакого внимания на суету. Тем не менее Том твердо будет настаивать, что именно Элла опрокинула лампу, когда искала свою любимую куклу. Если бы Элла действительно могла ползать с такой скоростью, чтобы успеть скрыться с места преступления, то Шарлотта, может быть, и поверила сыну. «Он так хорошо умеет
Должна ли Шарлотта обеспокоиться поведением сына? Пролистывая многотомную литературу по воспитанию детей, вы бы, наверное, пришли к выводу, что должна. Авторы этих произведений призывают родителей к бдительности в этом вопросе. Вот типичный пример, взятый с одного из многочисленных интернет-сайтов, посвященных этой тематике.
«Прежде чем мы обсудим причины, по которым дети начинают врать, необходимо понять, что ложь может быть первым признаком более серьезных трудностей. Влечение к неправде обычно наблюдается на ранних стадиях психических расстройств, связанных с адаптацией ребенка к жизни в обществе, преимущественно таких, как синдром дефицита внимания (СДВ) и кондуктивное расстройство».
В дальнейшем автор тщательно описывает отличия обыкновенного безобидного обмана от более серьезного, вызывающего влечение, при котором ребенок врет «часто и без очевидной причины». В связи с этим Шарлотта действительно могла бы серьезно задуматься: ведь Том обманывает ее почти каждый день. Но когда я спросил, хочет ли она проконсультироваться по поводу этой проблемы со специалистом, она только рассмеялась: «Да он такой же, как я сама».
Весьма лояльное отношение Шарлотты к обманам сына разделяет и автор, написавший эти строки:
«Немного позже (в возрасте двух лет и семи с половиной месяцев) я встретил его в дверях столовой. Глаза его подозрительно сияли, и вел он себя крайне неестественно от волнения. Я вошел в комнату, чтобы узнать, что случилось, и обнаружил, что он пытается достать сахар, что ему делать категорически запрещалось.
Так как его никогда не наказывали, такое поведение определенно не было связано со страхом наказания, и я полагаю, оно было вызвано приятным волнением, сопряженным, правда, с угрызениями совести. Немногим позже я застал его на выходе из той же комнаты с аккуратно сложенным джемпером в руках, и снова его поведение показалось мне странным; особенно это чувство усилилось, когда я, вопреки его заявлению, что все в порядке, и повторяющемуся „Уходи!“, попытался узнать, что же случилось с джемпером. Оказалось, джемпер был испачкан рассолом, а поведение мальчика было самым настоящим, тщательно спланированным обманом. Но так как этот ребенок был воспитан исключительно с упором на его лучшие качества, вскоре он стал правдивым, открытым и отзывчивым — таким, о котором родители могут только мечтать».