Прирожденный воин

Дым Дымыч вместе с Зурабом Хошиевым, вовремя вернувшимся из командировки в Чечню, ищут связи в криминальном мире. Криминальный мир раньше, чем органы милиции, знает, когда что-то серьёзное готовится. Каждая группировка ждёт подвоха от другой и потому контролирует известных и неизвестных конкурентов жёстко. У Зураба прочные связи в кругах чеченской диаспоры. У Сохатого – в криминальном мире. И они осторожно, хотя и спешно, ведут разведку, собирая, классифицируя сведения и выдавая данные для анализа Басаргину. Благодаря этим данным за полторы недели трижды были предотвращены серьёзные эксцессы. Просто Басаргин вдруг начинал звонить куда-то и сообщать, что готовится... Попутная работа...

Сфера действий Тобако осталась неизменной. Андрей, как обычно, стал связующим звеном между Басаргиным и «Альфой» и в управлении антитеррора проводил больше времени, чем в своём офисе... Звонит обычно оттуда и просит, чтобы все адресованные персонально ему звонки переводили туда. Астахов лично встречается с Басаргиным чаще, чем Андрей, и посмеивается, обещая расстараться ради такого ценного сотрудника чужого ведомства и пробить ему персональный кабинет рядом со своим.

2

В это утро Талгат снова приходит в камуфлированной одежде, хотя компьютерщики уже понемногу привыкли видеть его в цивильном. За полторы недели они тоже постепенно переходят на нормальный образ жизни и работать начинают днём, а спать, как и полагается, ночью. Правда, раздражает дверь, постоянно закрываемая на ключ. И отсутствие свежего воздуха. Приоткрытая ставня в окне вовсе не в состоянии заменить собой прогулку. Хотя, говоря по-честному, после прошлого сидения в лондонском доме прогулка в пургу по чеченским горам им не слишком понравилась.

– Ну что, гвардия?.. – осматривает Талгат компьютерщиков.

Он почему-то начал в последние дни звать их «гвардией». Неизвестно только, за какие заслуги. И что тогда представляют собой те, кто «не гвардия». Весёлость Талгата выглядит показной. Актёр из него неважный. Видно, что он напряжён, внутренне собран, взгляд жёсток и не в ладах с легкой улыбкой, с которой он постоянно обращается к пленникам.

– Что? – уже привычно за всех спрашивает Георгий.

– Пушкинскую фразу помните? «Пора, пора... Рога трубят...»

– Это значит, что нам следует собираться?

– Пора!

– С вещами на выход? – хмуро интересуется Борман.

– Много вещей? – насмешливым вопросом на вопрос отвечает чеченец.

– Всё своё ношу с собой...

– Если есть что оставить, можете оставить... Предполагаю, что вы сюда вернётесь, хотя, может быть, в отдельные комнаты... Но здесь ничего не пропадёт... С собой только ноутбуки...

– У нас ничего, кроме них, нет. Да ещё деньги... – смеётся Миша. – Но с деньгами я чувствую себя легче, чем без них, хотя это и лишний вес... Даже если нам не дадут возможности их потратить...

– Можете смело оставлять... Вам ещё предстоит получить по десять точно таких же пачек.

Они встречают сообщение молча. После откровенного высказывания Талгата о предстоящей работе парни не раз обсуждали эту тему. Ни один не пожелал сразу броситься на такую огромную для них сумму денег, помня, что за них предстоит сделать. Обдумывали всё – выбора им не оставили... Но всё же осталась надежда на обстоятельства... Эта надежда остаётся всегда, до последнего момента... И решить всё предстоит только в последний момент...

– Куда мы сейчас?

– Вертолёт готов, – отвечает Талгат. – Летим в Трабзон.

* * *

В Трабзоне вертолёт снижается в стороне от города. Даже не останавливаются винты. Приходится выпрыгивать и бежать, пригнувшись, вслед за Талгатом к стоящим на дороге машинам. Вертолёт сразу поднимается, ложится на борт и уходит в сторону, и только тогда понимаешь, что не только вертолётные винты поднимают такой ветер, что испытываешь желание пригнуться, – с моря, несмотря на солнечную погоду, идёт устойчивый и тягучий дневной бриз[46] – зима и на южном берегу Чёрного моря остаётся зимою.

Машин три. Талгат уважительно здоровается с длиннобородым человеком в арабских длинных одеждах и садится к нему в первую. Компьютерщикам другой человек показывает на последнюю машину. Они садятся. За рулём Саша. Сдержанно кивает им. Машины на скорости устремляются в сторону города. Всё происходит так быстро, даже торопливо, что компьютерщики понимают – желательно, чтобы эта пересадка с вертолёта на машины прошла незаметно.

И опять они не видят сам город, потому что заезжают в Трабзон по прибрежному шоссе и сразу устремляются в сторону порта, где справа от грузового расположен спортивный причал. Здесь у дощатого причала стоят во множестве парусные суда с зачехлёнными парусами и закрытыми цветным брезентом кокпитами. Только мачты стоят сухие и тоскливые, как зимние, лишённые листвы деревья в российском лесу. Дальше следует причал бетонный, к которому пришвартованы не такие многочисленные дизельные яхты. Машины выезжают на сам причал – он широк, как шоссе – и останавливаются в середине. Четыре человека из второй машины перебегают на большую белую яхту.

– Нам туда... – кивает Саша.

Выходит сам, за ним пленники.

– Быстрее...