Коль петуха никто из вас не пустит.
Милорд, поверьте, так сыграет каждый
Свой эпизод, что он решит, что он —
Не он, а тот, кем мы его считаем.
Эй, кто-нибудь, узнайте, кто трубит.
Ведь кто попало так трубить не станет.
Надеюсь, то – не та еще труба,
Что протрубит всему тут напоследок…
С трубой пришли актеры, ваша честь.
Надеются, что денег вы дадите…
А что? И дам.
Ребята! Вот и вы!
От всей души привет вам, ваша милость.
Что ж нынче? Заночуете со мной?
Мы – щедрости рабы, душой и телом.
Не поскуплюсь. А, вон тот паренек!
Изображал он фермерскую дочку,
Влюбленную в богатого вдовца.
Да как его? Запамятовал имя…
Но очень натурально он играл!
Так все у нас играют натурально.
Пожалуй… Да… Постойте, господа!
Вы именно сегодня очень кстати!
Как раз я тут затеял разыграть
Одну преуморительную штуку.
Намедни подобрал я одного…
Да нет, к чему подробности… Короче.
Игрой развлечь вам нынче предстоит…
Ну, как бы, скажем, лорда. И учтите,
Что этот лорд – в театре не бывал
Ни разу в жизни, тонкостей не знает,
И стоит вам сфальшивить – все поймет.
Милорд, поверьте, мастерством своим
Мы покорим любого мастодонта.
Эй, человек, сведи на кухню их.
Пусть шведский стол накроют для артистов.
И каждому нальют… по двести грамм!
А ты пажа сыщи-ка моего:
Пускай наденет женские наряды,
Накрасит губы, брови подведет —
И срочно в спальню к этому пьянчуге.
Зови пажа почтительно – «мадам» —
И передай, чтоб слишком не кривлялся
И бедрами покачивал – слегка,
Как водится у леди благородных,
И лучше бы совсем не говорил,
А больше целовался, обнимался
Да преклонял головку, весь в слезах,
На плечи к новоявленному лорду.
И кстати, слезы. Чтоб наверняка
Они текли из юноши – под носом
Пусть луковицу держит он в платке.
Ну, что еще… Все прочее – на месте.
Что стал? Беги!
Я тоже поспешу.
Ведь глаз да глаз потребны за народом,
А чуть зевнешь, моргнешь, не доглядишь —
Чуть волю дашь – они и в ступе воду,
И спилят сук, и палку перегнут,
И, как дурак, напьются на поминках,
И маслом пламя станут заливать…
Сцена 2
Ради всего святого, кружечку светлого пива…
Вот, ваша милость, рюмочку малаги…
Цукаты на закуску, ваша честь…
Во что одеться ваша честь изволят?
Я – Кристофер Жук, и отродясь у меня не бывало ни милости, ни чести. И в жизни я не пил малаги. И на кой мне сдались эти ваши цукаты, если моя главная пища – полуфабрикаты?! И зачем все эти тряпки? К чему, объясните вы мне, человеку больше штанов, чем у него задниц? Больше чулок, чем у него ног? Больше башмаков, чем у него пяток? Да у меня то и дело как раз пяток оказывается больше, чем башмаков! Давеча вот одна сволочь хромая стянула с меня правый башмак. И что бы ему оба стянуть! Не так было бы обидно! Не-е-ет, у него ж, у мерзавца, всего одна нога и левый башмак ему без надобности. И что мне было делать? Поневоле взял грех на душу – стырил правый у такого же, как я, горемыки. А он поди тоже проснулся в одном башмаке и снова правый у кого-нибудь потянул… А тот опять, а тот по новой… Помяните мое пророчество: не пройдет и года, как пол-Европы в разных башмаках гулять по свету станет. И все из-за этого одноногого поганца!
Откуда эта глупость в вашей чести?
О, Господи! Пусть сей достойный муж
Немедленно с достоинством вернется
К себе на ум, с которого сошел!
Чего? Психом меня выставить решили? Хотите сказать, что я – не Кристофер Жук, сын старого Жука из Навозной пустоши, по рождению разносчик, по образованию чесальщик, по жизни загонщик, а по профессии лудильщик? Спросите толстую Мэри из пивной в чистом поле. И уж если она скажет, что я ей ничего не должен, считайте, что… я вообще не должен никому и ничего! Вот!
Вот почему супруга ваша плачет!
Вот почему прислуга вся в слезах!
О господин, отбросьте эти бредни.
Взгляните же, вы дома у себя.
Тут все и вся всегда к услугам вашим.
Хотите музыки? Чу! Вот она звучит…
Хотите спать? Молчать!
И тишина
На цыпочках покой ваш охраняет,
И на руках вас верные рабы
Несут на ложе, как… Семирамиду.
Решили в путь? Уж лошади давно
Запряжены, копытом бьют в воротах,
И сбруя блещет золотом в лучах.
Опять объяла душу страсть к охоте?
И вот уже десяток соколов
На стаю лебедей пущаше в поле,
И гончие по утренней росе —
Гав-гав, гав-гав, гав-гав! Такая жизнь.