Приручить чудовище

Чародей охотно открыл дверь перед принцессой и рассмеялся, когда она сказала, зачем пришла к нему. Он провел ее в старый сад и указал на фигуру Говорящего Правду, холодную и недвижную:

— Вот твой рыцарь. Можешь попытаться расколдовать его, но помни: у тебя есть всего один день. Если он не оживет до захода солнца, ты станешь его каменной невестой, и вы навечно останетесь в моем саду.

Принцесса была согласна на все, ведь как иначе она могла помочь своему спасителю? Одно за другим она пробовала заклинания и снадобья, и вот уже солнечный свет стал угасать, а Говорящий Правду все еще оставался — каменным.

Три дня спустя Алистэр был разбужен суетой на первом этаже. Он застонал и накрыл голову подушкой. Последнее время Алистэр просыпался поздно. Дни его были безрадостны. Он плыл по течению…

Шум становился все громче и ближе и, нарастая, как летняя гроза, пока, наконец, не достиг двери спальни. Когда же дверь распахнулась и в комнату ворвалась сестра, Алистэр одарил ее не самым дружелюбным взглядом.

— Алистэр Майкл Манро, ты лишился рассудка? — набросилась на него София.

Он прикрыл одеялом голую грудь, словно стыдливая дева, и спросил:

— Чему обязан честью видеть тебя, дорогая сестра?

— Своей глупостью. Я встретила вчера утром в Эдинбурге миссис Галифакс. Она сообщила мне, что вы больше не общаетесь.

— Нет, — вздохнул Алистэр. Баджер тоже был разбужен шумом и теперь карабкался на кровать и искал его пальцы. — Сказала ли она тебе, что на самом деле она не миссис Галифакс?

София, метавшаяся по комнате, тревожно застыла.

— Она не вдова?

— Нет. Она бывшая любовница герцога Листера. София моргнула. Затем пристально посмотрела на брата:

— Я подумала, она по-прежнему замужем. Если она оставила Листера, не имеет значения, кем она была прежде. — Она отмахнулась от скандального прошлого Хелен нетерпеливым движением руки. — Имеет значение только то, что ты сейчас же оденешься и поедешь в Эдинбург, чтобы извиниться перед этой женщиной за все глупости, которые ты сказал или сделал.

Алистэр молча смотрел на сестру, пока та нервно раздвигала шторы на окнах, потом спросил:

— Я так понимаю, ты считаешь, мы расстались по моей вине?

София кивнула.

— Но в чем, прости, я должен извиняться? В чем я виноват? Она сама захотела уехать.

София повернулась к брату и поджала губы:

— Ты просил ее выйти за тебя замуж? Алистэр бросил взгляд в сторону.

— Нет.

— Почему?

— Не будь дурой, София.

У него болела голова, и он хотел уснуть снова — возможно, навсегда.

— Она была любовницей одного из самых богатых мужчин в Англии. Всю свою жизнь она жила в Лондоне или недалеко от столицы. Ты бы видела, какие драгоценности Листер ей подарил. Возможно, ты не заметила, но я изуродованный одноглазый мужчина и мне уже почти сорок лет. Я живу в грязном старом замке в самой глуши. Какого дьявола она захочет выйти за меня замуж?

— Потому что она любит тебя! — почти выкрикнула София.

Алистэр покачал головой:

— Она может говорить, что любит меня…

— Она сказала это тебе, и ты ничего не сделал? — София выглядела потрясенной.

— Дай мне закончить! — прорычал Алистэр. Голова была словно чугунная, во рту ощущался вкус эля, выпитого накануне, и он не брился с тех пор, как Хелен уехала. Ему хотелось побыстрее закончить разговор с сестрой и снова уснуть.

София нетерпеливо махнула рукой, побуждая его продолжать. — Алистэр тяжело вздохнул:

— Это она сейчас думает, что любит меня, но какое будущее ожидает нас впереди? Какое будущее ожидает меня, если ей надоест со мной и она уедет?

— А какое будущее у тебя сейчас?

Алистэр медленно поднял голову и посмотрел на сестру. Выражение ее лица было сердитым, но глаза за круглыми очками смотрели печально.

— Что ты видишь впереди, выбирая жизнь в одиночестве? — тихо спросила София. — Без детей, без друзей, без любимой или просто собеседника, с которым можно перемолвиться словом по вечерам. Такую жизнь ты защищаешь, боясь разочарования? Алистэр, ты должен верить.

— Верить?! — прошептал он. — Но в любой момент все может измениться. Я могу все потерять. Я не могу больше верить в счастливое будущее, в удачу, в саму веру. Я потерял мое лицо, София.

— Тогда ты трус, — сказала сестра, и ее слова были подобны пощечине.

— София…