Приручить донжуана. Кристина

— Она перевелась к нам из другой клиники, когда тебе было полтора года примерно, тоже начальником отделения. Мы пересекались не часто, но регулярно, на общих собраниях в клинике. Но я заметил ее сразу, между нами было что-то, какая-то волна, особая. Будто все на одной частоте, а мы на другой, — Андрей улыбнулся, вспоминая. Крис было тяжело слушать. Ведь в это время, когда отец влюблялся в другую, ее мама сидела с ней, малышкой, дома. Андрей заметил ее настроение, и продолжил более сдержанным тоном. — Примерно через полгода у нас начался роман. Я был влюблен, она тоже. Лиз в то время встречалась с кем-то, но, когда у нас начались отношения, они расстались. Я оказался в более сложной ситуации. Я не мог оставить вас. Это было ужасное время, Крис. Меня разрывало на части, я жил двойной жизнью. Я обожал тебя, мою малютку, ты дарила мне столько радости, до сих пор помню тепло и легкость твоего маленького тельца, когда я подхватывал тебя на руки, а ты обнимала ручками мою шею и лепетала что-то трогательное и нежное, — Андрей сглотнул, глаза его увлажнились. — Но я отчетливо понимал, что люблю Лиз, и у нас с Наташей нет будущего. Мы встречались тайком больше полугода. Она наблюдала мои мучения, ведь только она знала о них. И говорила мне все время, что я должен выпутаться из этого, найти решение. Когда я узнал, что Лиз была у вас и рассказала все, я был так зол на нее! Она не имела права делать такое! Конечно, я не должен был так кричать на нее. Она рыдала, бедная, тоже измучилась. Зная Наталью, я понимал, что, когда вернусь домой, уже не застану вас. Даже не сомневался, и так оно и было, — Андрей замолчал, будто закончил свое повествование. Филипп закапризничал, и Андрей протянул руки к ребенку.

— Давай подержу, — он осторожно принял внука на руки и притянул к себе. Филипп посматривал на него удивленными глазками.

— Пап. Все, что ты рассказал, мне горько это слышать. Но я могу это понять. Иногда сердцу не прикажешь, и все происходит будто не по твоей воле. То, что ты встретил другую, полюбил, что вы развелись с мамой, — все это житейская история, такое случается. Но почему ты бросил меня? Почему насовсем исчез из моей жизни?

— Кристина. Я не хотел рассказывать тебе этого. Но мы с мамой разошлись далеко не полюбовно. Я ей причинил такую боль, и она, видимо, хотела ответить тем же. А я был уязвим, из-за тебя. Я обожал тебя! Уже через пару дней я приехал к Оксане, твоей бабушке. Но меня не пустили на порог, даже не дали увидеться с тобой. Я надеялся, что все это временно, что Наталья придет в себя и разрешит мне видеть дочь. Но она решила идти до конца, она не подпускала меня к тебе. Мне было не прорваться. Я подкарауливал вас на прогулках, но она устраивала сцены, сажала тебя в коляску и уезжала. Я понимаю, ей было нелегко. Но каково было мне? Я просто сходил с ума! Меня не пускали к моей малютке, к моей девочке. Лиза поддерживала меня, видела, как я измотался. Я не оставлял попытки пробиться к тебе месяца три, а потом мне оставалась одна дорога — в суд. Но я решил оставить вас в покое. Я сам не мог так больше, и Лиза не находила себе места от чувства вины, и Наталье непросто давались такие встречи. Мы с Лиз оба подали заявку на практику в клинику в Гамбурге, и нас обоих взяли. И я просто уехал. Начать все с чистого листа. Мы остались там, поженились вскоре, теперь у нас двое детей.

Крис молчала, обдумывая услышанное. Выходит, и мама отчасти была виновата, полностью исключив отца из жизни дочки. Но Крис решила для себя сразу, не ворошить былого, это никому не принесет облегчения, не восстановит справедливость, не исправит ошибок. Она не будет заговаривать с мамой об этом, обвинять ее в поступках давно минувших дней. И сложно осуждать женщину, чье сердце оказалось разбитым, а жизнь исковерканной. Крис будет знать правду про себя, ей это знание нужно, чтобы лучше понять отца и узнать, что им двигало. Главное — он любил ее, и разлука далась ему нелегко.

— Но пап. Я ведь давно взрослая, и давно сама решаю для себя, кого пускать в свою жизнь, а кого нет. Почему ты не появился раньше? — спросила Крис Андрея после минутного молчания.

— Не знаю. Наверное, самое простое, хоть и не самое лицеприятное объяснение, это трусость. Я боялся, ты отвергнешь меня, обвинишь в том, что бросил тебя, не сможешь простить. Если честно, у меня поджилки тряслись, когда я ехал к тебе сегодня.

— Поэтому ты и не приехал на свадьбу?

— Да. И не только. Ведь свадьба — важный день для семьи, для самых близких. Я думал, окажусь совсем не к месту. После стольких лет разлуки появиться на пороге, как идиот, с букетом в руках, перед толпой народа. И увидеться с Натальей. Все эти страсти в такой важный для тебя день… Проще было остаться в тени. Я боялся испортить праздник.