Она страстно желала дать ему это освобождение, и не только из-за брачных уз, которые вплелись в ее сердце, подталкивая ее к нему, побуждая ее удовлетворять все его потребности. Она хотела доставить ему удовольствие, хотела провести руками по его чешуйчатой плоти, попробовать его на вкус своим языком. И она хотела, чтобы он доставил ей удовольствие в ответ.
Он понес ее к реке, его шаги были торопливыми, тяжелыми и немного нетвердыми. Не говоря ни слова, он нырнул в воду, пока Эллия не погрузилась по шею. Течение смыло грязь и пот с ее кожи, и одежды.
— Спасибо, — сказала она, когда он вышел на берег.
Дракон зарычал и встряхнулся, расправляя крылья, чтобы стряхнуть с них воду.
Эллия положила руку ему на грудь. Тепло разлилось по ее ладони, и она почувствовала ровное, сильное биение его сердца. Его хватка на ней усилилась, но это было не больно — это было безопасно, надежно и просто немного собственнически.
— Дракон, тебе не нужно…
Желудок Эллии сжался и скрутился в узел. Она обвила руками шею своего дракона и вцепилась так крепко, как только могла, стараясь смотреть куда угодно, только не на землю, которая с каждым взмахом его кожистых крыльев удалялась все дальше и дальше. Ее желудок опускался с каждым погружением, когда он взлетал все выше и выше.
Не желая видеть, сколько пустого воздуха было под ними, Эллия уткнулась лицом ему в шею. Его запах — земля и дым, смешанные с чем-то экзотическим — наполнил ее чувства. Грудь дракона заурчала, и его руки согнулись, прижимая ее к себе чуть ближе.
Несмотря на свой страх несмотря на то, что ее желудок хотел взбунтоваться с каждой неуверенной каплей, Эллия улыбнулась.
Глава 7
Фальтирис стиснул челюсти и расправил крылья, напрягая новые мышцы, которые управляли ими. Он покачнулся, изо всех сил стараясь сохранить плавность полета, и человек крепче сжала его шею. Вся эта ситуация была унизительной во многих отношениях, о чем он не хотел задумываться — и, конечно, не помогло то, что красный жар снова смешался с огнем его сердца, что его член жаждал ощутить ее теплую, влажную человеческую щель, что его гнев был в опасности быть подавленным его голодом.
Он скользнул прямо ко входу в свое логово, подвиг, который он не смог бы совершить в своей истинной форме. Фальтирис не успел далеко зайти внутрь, когда потерял поток воздуха и упал, его грива упала ему на лицо и закрыла обзор.
Его ноги сильно ударились о пол пещеры, и он, спотыкаясь, сделал несколько шагов вперед, прежде чем восстановить равновесие и выпрямиться. Женщина выпрыгнула из его объятий.
Фальтирис зарычал и откинул голову назад, отбросив гриву с лица. Какой цели это служило, кроме как попаданию в рот и глаза? Это было почти так же раздражающе, как и этот человек.
Его женщина, казавшаяся бледнее, чем раньше, отступила и упала на колени, наклонившись вперед, чтобы положить руки на землю. Ее плечи вздымались от неровного дыхания.
— Что ты делаешь, смертная? — спросил он.
— Борюсь с болезнью, — сказала она.
Его сердце вспыхнуло в тревоге, и он сделал шаг к ней, прежде чем заставил себя остановиться. Разве он недостаточно заботился об этом человеке? Неужели он уже недостаточно сделал для нее несмотря на то, что она сделала с ним? И все же он не мог удержаться от вопроса.
— Какая болезнь?
— От полета, — она испустила долгий, прерывистый вздох, — я думаю, тебе лучше всего остаться на земле.
— И что ты хочешь этим сказать? — прорычал он сквозь оскаленные зубы.
Женщина подняла голову, нахмурив брови, когда встретилась с ним взглядом.
— Я видела птиц всех видов в полете, и у тебя нет их грации.
— Потому что человеческая форма неспособна к изяществу.
Фальтирис пристально посмотрел на нее, но это не возымело желаемого эффекта — она не отвернулась в страхе, не задрожала и не закричала, даже не вздрогнула. И его проклятый затуманенный жаром разум воспользовался возможностью оценить красоту ее лица.
Фальтирис зарычал при этой мысли и прошествовал мимо человека, подставляя ей спину, когда он углубился в свое логово. Тихий скребущий звук, сопровождаемый мягким шлепаньем босых ног по песчаному полу, сказал ему, что она идет следом.
— Люди вполне способны быть изящными, — сказала она.
Образ ее обнаженного тела мелькнул перед его мысленным взором, едва не вызвав еще одно рычание из его груди. О, в ее облике была грация, но это не означало, что он должен был это признавать. Это не означало, что ему это должно нравиться.
И он ненавидел тот факт, что растущей части его это
— Ты также способна быть убитым паразитами, — ответил он. — Я должен быть впечатлен?