Приручить Сатану

— Оставь свои библейские наставления до лучших времён, Дуня, — вдруг улыбнулась Ева, поворачивая голову в сторону медсестры. — Я не ела со вчерашнего утра, и, поверь, мой завтрак туриста был не самым роскошным. У Вас есть что-нибудь, чем можно полноценно восполнить силы, или вы тут питаетесь одними нравоучениями?

Дуня тоже улыбнулась и встала, собираясь уходить.

— Узнаю свою Еву, — сказала она, поправляя рукой свой неизменный рыжий пучок. — Подожди немного, я скоро вернусь. Сегодня на завтрак выпечка — думаю, тебе понравится.

— Моя любимая — с дождевыми червями?

— Конечно!

Дуня весело подмигнула и вышла из палаты, осторожно закрыв за собой дверь, и Ева осталась одна. Девушка осмотрелась. Действительно, за эти четыре года толком ничего и не поменялось: маленькая комнатка, убивающая своей белизной всякий уют, была залита косым ярким солнечным светом, отчего она становилась ещё ослепительней, чем была на самом деле; всё в палате было весьма и весьма аскетично: из мебели находились только узенькая кровать слева от двери, привинченная за железные ножки к полу, рядом с ней небольшая прикроватная тумбочка, на которой стоял, так же намертво приклеенный к ней, маленький ночник, пустой письменный стол с припаянной к нему лампой и расшатанный стул в дальнем правом углу комнаты. Рядом с «рабочим» местом, за которое Ева, будучи здесь в прошлый раз, садилась очень и очень редко, была дверь, ведущая в ванную комнату, причём уборная была настолько крохотной, что, казалось, если бы Ева легла в ней на пол, то не смогла бы вытянуться во весь рост. Роль шкафа, который в прошлый раз, может быть, и был, в данный момент выполнял скромный и неоднократно поцарапанный чемодан.

Дверь открылась, и в палату вошла Дуня с подносом, полным ароматной выпечки, в руках. Она осторожно поставила его на стол, затем подошла к Еве и потрогала её лоб тыльной стороной ладони.

— Горячая, температурка ещё есть, — по-врачебному ласково прощебетала она, оставляя на прикроватной тумбочке какие-то лекарства. — Первый день особо не выходи никуда, ладно? Дай себе немного отдохнуть с дороги, Писатель и Амнезис от тебя никуда не убегут — за Шута не ручаюсь.

— Так и быть, проваляюсь один день в кровати, совершенно ничего не делая, раз ты так настаиваешь, — улыбнулась Ева, плотнее закутываясь в одеяло, потому что у неё начался озноб.

— Я к тебе чуть попозже зайду, хорошо? — продолжила Дуня, выписывая за столом рецепт. — Не скрою, я бы очень хотела с тобой поговорить, но у меня пациенты. Навещу тебя ближе к обеду.

— Как скажешь, — пожала плечами Ева и снова облокотилась на обитую войлоком стену. — Не думаю, что мне особо дадут заскучать мои таракашки.

— Кстати о них. Ты помнишь, да? Что-то случилось — нажимаешь эту кнопку, — Дуня показала на небольшую белую кнопочку над ночником.

— Конечно.

Дуня вышла из палаты, и в комнате снова стало тихо. Несмотря на то что за окном припекало уже по-летнему тёплое южное солнце, Ева почему-то начала мёрзнуть, а потому ещё плотнее завернулась в объёмное больничное одеяло, несмело подошла к столу и выглянула на улицу. Единственное окно выходило на небольшой задний двор, обнесённый кирпичной стеной с колючей проволокой, на котором обычно разгружали грузовые машины, а дальше начиналась настоящая сказка: в меру крутые горы, словно большие шапки, покрытые тёмно-зелёными соснами, лежали, как разбросанные великаном валуны, и так и остались навсегда, покрываясь от времени густым мхом и лишайником; между ними едва заметной змейкой вилась дорога, то пропадая из виду, то снова появляясь, а по ней, будто муравьи, медленно ползли редкие машины. Где-то там, наверху, быстро бежали по небу гонимые вечно юным ветром, словно табун белоснежных лошадей, облака, задевали воздушными копытами вершины гор и оставляли на них часть своих грив и хвостов.

От увиденного у Евы захватило дух. Что-то вдруг щёлкнуло глубоко внутри, и она, задыхаясь от накативших эмоций, резко отпрыгнула от окна. Она думала, что это был сон. Она действительно всё это время была уверена, что больница Николая Чудотворца находится рядом с её родным городом, который она никогда не покидала надолго, и даже когда врач сказал ей об обратном, она не до конца поверила его словам. И тут — это… Эти синие горы, увитые серпантинами, котловина, в которой расположился город, сосновый бор, волшебный запах на рассвете после дождливой ночи — это всё правда, не сон! Боже, а значит, и… Ева опять подбежала к окну и прижалась щекой к стеклу, старательно вглядываясь туда, где… Боже, да! Там, так далеко и вместе с этим так близко, искрилось в утренних солнечных лучах Чёрное море.