Пришел, увидел, соблазнил

– А может, ты завтра поведешь меня в ресторан? – ковала железо, не отходя от кассы, краснобровая Наталья.

– Наташенька! Ты ж знаешь, я готов на любую тусню! – с готовностью прижал руки к сердцу братишка, освободив Натальину ладонь.

– Ой! Ой, как больно! – вдруг завопила Наталья. – Вадим, положи руку, где была. Мне тогда легче...

Вадим тут же брякнул руку обратно, поймал насмешливый взгляд Жени и скорбно уставился старшенькой сестричке в лицо – сочувствовал.

– Значит, завтра же в ресторан, – решила закрепить позицию Наталья. – Жень, а где у вас хорошо кормят? И чтоб недорого.

– Ха! Ты сказала – чтоб хорошо и недорого! – хохотнула Женька. – Не знаю, мы всегда в «Отрезанный ломоть» ходим. Сейчас он, правда, по-другому называется, «Ночная магия». Но раньше там была студенческая столовая «Отрезанный ломоть», вот туда.

– Нет, ну зачем нам столовая, – сквасился Вадим. – Нам нужно поприличнее.

– Да! Я у мамы деньги возьму, она даст, и сходим в нормальный ресторан!

Женька с Вадимом переглянулись. И он, и она понимали, что ресторан обсуждается вовсе не для Наташенькиного посещения.

– Ну а если поприличнее... Самый приличный – это «Млечный путь», там все так – ум-м-м! Только там вообще все дорого, и не всех пускают.

– А кого пускают? – в один голос спросили Вадим и Наталья.

– Ну... я не знаю, там только за вход надо несколько тысяч оставить... Меня Ромка водил, понравилось.

– Значит, «Млечный путь», – решил Вадим. – А то какие-то «Отломанные куски»!

– И когда мы пойдем? Завтра? – заблестела глазами Наташенька.

Родственники уставились в изумлении – они будто бы только сейчас обнаружили, что с ними находится кто-то еще.

– Нат, ты извини, конечно, но... какой тебе ресторан? – скорбно спросила Женя. – У тебя ж завтра весь лоб красным будет.

– Наташенька, я специально ради тебя... задержусь! – опять прижал руку к груди Вадим. – И мы непременно... А зачем тебе в ресторан? Мы замечательно можем посидеть в моей машине. У меня там такие диски!

Наташа была готова и на машину. Она вообще сегодня чувствовала себя царицей вечера. Женя только фыркала, старательно работала пинцетом и ловила на себе теплый взгляд Вадима. И как же это здорово, что у Наташки такие широченные брови! Были бы они тоненькие – раз дернул, и все! И разбежались, а так... И пусть он держит за руку Наташку, зато... Ну разве ж он дарит ей такие взгляды?

Экзекуция завершилась глубокой ночью. После этого все втроем уселись за стол, тихонько, чтобы не разбудить дядю Жору, выпили за Наташкину красоту, а потом... потом Женя пошла мыть посуду, а Наталья с Вадимом стали растаскивать супругов по спальным местам. Все же было решено маленькую комнату опять считать женской половиной и снова запретить туда вход мужчинам. Кстати, такое решение принял сам Буранов, девушки вовсе не настаивали на такой строгости, но... лозунг «Не путать родственный клан с вертепом!» все же был актуален.

Поздно ночью Наталья толкала мать к стене и не могла заснуть. То матушка скидывала на нее свои ноги, то храпела в самое ухо, а то в голову Натальи лезли всякие мысли. Ей вдруг вспоминалось, как держал ее за руку Вадим, как он говорил ей что-то на ухо, когда они танцевали... ее поясница, кажется, все еще ощущает тепло его ладони, нос еще чувствует его удивительный запах, а сердце... сердце прямо-таки разрывается от нахлынувшей любви.

«Черт, плохо, что брови уже выщипали, я бы за-ради него даже зубы дергать пошла. Коренные. Без наркоза. Может, сказать, что надо ресницы проредить? Или челку? Пусть он опять меня за руку держит», – думала Наталья, беспокойно ворочаясь под одеялом.

Женя лежала в этой же комнате и тоже не могла уснуть. Она то вздыхала, то улыбалась, испытывая непонятную, глубокую радость. То ей виделся Ромка с грустными глазами, в ушах звенели его слова: «Что с тобой сегодня?», и ей становилось так горько, что хотелось плакать. Она не хотела предавать Ромку! Он же... он же такой близкий, родной! Но... но тут же всплывало перед глазами лицо Вадима, и где-то глубоко в груди разливалась сладкая истома. Как он на нее смотрел! Тогда, когда держал Наташку за руку... Ромка никогда на нее так не смотрел, у него нет такого взгляда, такого, который... который будто обволакивает, и ты ничего не видишь, только серый омут, только эту усмешку, только этот хищный прищур... а потом усмешка исчезает, и это уже не хищник... нет, это самый... самый родной, такой близкий... кажется, он зовет, ведет... и такое счастье! Такое... а потом наваждение исчезает, и снова хитрая усмешка... Ф-фу– ты...