Но, кажется, мать искренно верила в то, о чем говорила. Словно знак благословения, в воздухе мелькнули два кусочка мыла: туалетное и хозяйственное. Мать улыбнулась, подставила руку. Бруски точно легли ей на ладонь. Браво, мама! Можно начинать генеральную уборку.
Больше мать ничего не стала говорить о долге и сознательности, решив, что тех коротких слов, которые она уже сказала, и явленного чуда с мылом вполне достаточно.
— Идем! — кивнула она нам и взяла на руки Пупсика.
Герметичная круглая дверь открылась, и мы вышли в витой коридор.
Туда же стали выходить и другие матери с детьми. Наша соседка, тетя Наташа, вывела двух девочек — Аньку, мою подружку; при моем появлении та немедленно зажала себе нос двумя пальцами — учуяла все-таки. Я повесила нос. Вечер предстоял долгий и скучный.
Со всех сторон слышались возгласы приветствий: здравствуйте… давненько не виделись… как поживаете?
Так, потихоньку продвигаясь, раскланиваясь и рассматривая друг друга, мы подошли к монитору — единственной нашей связи с Ним — с мозгом корабля.
— Интересно, Ему точно нужно наше согласие? — задал свой наболевший вопрос Кирилл.
Красивая Регина помахала желтым воздушным шариком. За свои приличные мысли Регина взимает шариками.
— Приходите в гости, — предложила Регина, дотрагиваясь до брата шариком.
Я думаю, когда Кирилл и Регина вырастут, они поженятся. Я погрустнела. Мне не хотелось расставаться с братом.
Процедура голосования прошла гладко, как всегда. Я приложила свою ладонь первой, потом Кирилл, мать и последним по экрану хлопнул ручонкой Петька.
Воцарилась напряженная тишина. Сейчас машина выдаст итоги.
— Нас поблагодарят за гражданскую сознательность, — шепнула мать.
Но она ошиблась. Машина, как мне показалось, сначала поперхнулась словами, а потом выдала.
— К сожалению, вы так и не пришли к согласию. Голоса разделились. Повторяю. Чтобы выработать новый курс, необходимо полное единодушие.
Мать удрученно простонала.
— Опять неудача. Сколько можно? О чем они только думают, — она обвела глазами другие семьи. — Неужели не ясно: пока мы не сплотимся в единый коллектив, корабль будет торчать на одном месте? А ведь запасы в нем не безграничны. И воды, и еды.
— И мыла, — ехидно присовокупила я.
Мать оставила мое замечание без последствий.
— Мы сами губим себя!
Она промокнула глаза носовым платком.
— Пойдем! — мать дернула меня за руку. — Теперь совет корабля снова будет выбирать нового навигатора. Он рассчитает новый курс. На это уходит уйма времени.
Я тоже была расстроена. Мать несколько дней будет расстроена. Успокоиться ей помог бы отец. Но он ушел в рубку корабля еще до рождения Пупсика. Все мужчины из нашего жилого отсека туда уходили и не возвращались. Мать говорила, что отец был политиком. На новой Земле он должен был организовывать социальную жизнь колонии. Он мог красиво и точно излагать мысли. Примирять людей с действительностью. Хорошо бы примирить мать с микробами.
Я опять засела за планшетник. Убрала домик с трубой в архив и стала рисовать наш корабль. Таким, каким я его себе представляла — толстой белой сосиской в черной раме. Осмотрев рисунок, я нашла крупный недостаток: сосиска никуда не летела. Она зависла на одном месте. Требовалось придать ей движение. Но как? Я наставила ярких точек-звездочек, полуколец-лун. Но корабль упорно не хотел двигаться. Что я только ни делала: рисовала огненные языки пламени из сопла, убирала и прибавляла ярких точек, косматые кометы, но корабль не летел.
Я билась над рисунком долгое время, до тех пор пока в каюту не вернулся Кирилл. И сразу поняла, что он не в духе. Что-то у него с Региной не сложилось. Я-то знаю, что Регина глупа. Но как сказать ему об этом? Кирилл встал за плечом и, вопреки обыкновению, принялся с интересом разглядывать мой рисунок.
— Не смотри, — попросила я, закрывая рисунок руками, — он плохой. Корабль никуда не летит.
— Давай исправлю, — предложил брат.
— А сумеешь?
Вместо ответа Кирилл только хмыкнул. Он ткнул пальцами куда-то, разлил вдалеке туманную полосу, приглушил звездочки, оставив по носу одну яркую звезду. Развернул корабль, увеличил его нос, добавив острую иглу, а хвост сделал нечетким и сжатым. И корабль рванулся вперед. Рисунок ожил.
— Ой, — охнула я. — Здорово! Какой ты молодец!
И от радости захлопала в ладоши. Обернувшись, я увидела странное выражение лица. Брат смотрел на рисунок, словно ополоумевший.
— Ты чего?
— Ничего, — буркнул он, отшвырнул планшетник и выбежал из каюты.
Все сегодня какие-то странные. А кораблик-то как настоящий!
Я знал, что все это туфта. Наш корабль никуда не петит. Алиска права. Кто-то ставит над нами эксперимент. При этой мысли я машинально закрыл голову руками. Но очередного удара виртуальным молотком по лбу не получил.
Ну что ж, хоть это уже хорошо. Может быть, мой жестокий воспитатель понял, что я уже большой и все понимаю? Со мной можно говорить, как со взрослым. Э-эх, был бы здесь отец. Он бы все разложил по полочкам. Растолковал. Но что мешает мне добраться до рубки? Найти там отца и выяснить, что происходит.