Я выбежал в коридор и помчался к дверям лифта. Но дверь лифта не открывалась. Ах да, я что-то забыл. Перед выходом из жилых отсеков надо надеть скафандр. Я видел, как это проделывал отец перед тем, как исчезнуть навсегда. Рядом с лифтом находилась кладовая со снаряжением. Я схватил первый попавшийся. Он был рассчитан на взрослого, размера на два больше. Но это не беда…
Я предполагал, что корабль большой. Он и должен быть таким — большой колониальный корабль. Но он оказался гигантским. Я ехал и ехал на лифте, а подъемная шахта так и не кончалась. Сначала я устал стоять и сел, потом лег на пол кабины и уснул. Когда проснулся, лифт все еще поднимался.
Наконец он, мягко ткнувшись, остановился. Я вышел из кабины и очутился прямо перед шлюзовой камерой. За дверью меня ожидал сюрприз.
Это не была командирская рубка. Скорее всего, конференц-зал. Круглый, с поднимающимися амфитеатром креслами. В центре — стол в виде полумесяца. Зал был пуст. Гулко раздавались мои шаги в этом огромном вытянутом кверху зале. Его потолок уходил в темноту и слабо вибрировал. Неужели я здесь один? И тут одно из кресел около стола повернулось ко мне. Там сидел глубокий старец.
— Ты пришел? — раздался его голос, усиленный микрофоном.
Я вздрогнул. Я узнал этот голос. Он всегда озвучивал результаты голосования.
— Кто ты? — спросил я. — И что все это значит? Где остальные?
— Их нет. Они отправились выше — все технические работники теперь там — в командирской рубке, в сердце корабля… Если, конечно, они туда дошли… Я в технике ничего не понимаю. Поэтому остался здесь. Наблюдателем.
— За нами?
— Да, и за вами тоже.
— Так это вы дубасили меня молотком по голове?
Старик скрипуче засмеялся.
— Прости. Я не нашел другого способа воздействовать на тебя.
— Да как вы посмели! — возмутился я. — Даже отец меня пальцем не трогал!
Старик взмахом руки остановил мою патетическую речь.
— Перестань. Сейчас не место и не время говорить об этом. Кирилл, ты меня не узнаешь?
— Нет. Среди наших знакомых не было стариков. Простите. Но как вас пропустили на корабль?
Старик повесил голову на грудь. Потом, выпрямившись в кресле, горько сказал.
— Кирилл, я твой отец. В это трудно поверить, но это так.
— Что? Моему отцу было не больше сорока!
— А как ты думаешь. Сколько лет тебе?
— Тринадцать.
— Посмотри сюда, — старик включил зеркальную панель за своей спиной. Я взглянул и ахнул. На меня глядел, по меньшей мере, двадцатилетний юноша. Нет. Даже старше. Появились заметные морщинки под глазами, а темный пушок вырос в приличную бородку и усы.
— Этого не может быть! Я не мог так быстро повзрослеть.
— Можешь. Время здесь идет по-другому. Боюсь, я никогда не стану прежним, — в голосе старика сквозила горечь, мне стало жаль его, я так и не хотел признавать его своим отцом. — Наш корабль попал в парадоксальную параболу. Ты заметил что-то необычное, когда поднимался сюда?
— Я ехал часов двенадцать, не меньше. И каждый следующий уровень оказывался все длиннее и длиннее.
— Ты потратил на это путешествие двенадцать лет. Двенадцать лет на сто метров пути по вертикали.
— Но что же нам делать?
— Добраться до рубки невозможно. До нее еще двенадцать уровней. По биологическим часам мне не меньше ста тридцати. Я слишком стар, чтобы пускаться в путь. И тебе не советую. Ты не доберешься до носа корабля. Если только он еще существует…
Я понял — мы попали в червоточину и теперь падаем в нее. Корабль все время удлиняется; из жилых отсеков, в самом начале червоточины, остался наш этаж. Остальные части корабля уже утонули в неизвестности и, может быть, уже распались на атомы.
— Я хотел удержать вас любым способом внизу, в безопасности, — сказал отец. — Прости меня. Порой тебе доставалось.
— А что это было вообще? Ну, тот молоток.
— А, ерунда, виртуальный медицинский прибор. В аптечке нашел. Извини, что применял не по назначению. Но это до поры до времени сдерживало тебя. А потом ты стал слишком много думать. Задавать вопросы. И я понял — тебя не удержать в каюте… Знаешь что, возвращайся к своим. Мать беспокоится… Возвращайся, пока еще осталась такая возможность.
И я поверил ему. Да, это мой отец.
— Пойдем со мной! — сказал я.
— Нет. Поздно. Я слишком стар. Уходи. Когда нос корабля вынырнет из червоточины, его разорвет пополам. Есть надежда, что нижняя палуба вырвется из плена. Все отсеки полностью автономны. Мне это один техник говорил. А до тех пор пока это не произошло…
— Ты будешь устраивать нам голосование.
Старик слабо улыбнулся.
— Это единственное, что я умею делать. А теперь уходи!
А теперь я должна рассказать, что произошло потом. В тот вечер мать, как всегда, позвала нас мыться.
Был уже вечер. Пупсик сладко посапывал в своей самоплавающей люльке. Я пошла в ванную комнату. А Кирилл еще не возвращался. И я подумала: опять к Регине пошел, ну и дурак.
— А где Кирилл? — забеспокоилась мать. — Его нигде нет.
— Не знаю, — отвечала я, — может, у соседей?
И тут вошел Кирилл — такой бородатый, старый, но я все равно его узнала. А мать нет. Она подумала, что вернулся отец, и бросилась ему на шею с криком: «Сережа!».