Пришельцы. Земля завоеванная

Когда нескладный долговязый парень схватил Лесли за руку и потащил в машину, девочка так испугалась, что даже закричать не смогла. А Тони совсем не испугался… ну, разве что потом, когда все уже закончилось. А тогда он вцепился Лесли в другую руку и потянул так сильно, что потом ей пришлось вправлять вывих. Уволочь одного ребенка совсем нетрудно. Куда сложнее справиться с двумя. Особенно если второй упирается, как маленький бегемотик. А Тони упирался изо всех сил, брыкался, лягался, ни на миг не отпуская Лесли, и орал, орал, орал, не переводя духу, он звал на помощь так, что уши закладывало. На его счастье, поблизости оказался коп. Хотя Тони был железобетонно уверен, что счастье или хотя бы везение тут совершенно ни при чем: коп обязательно должен был оказаться. Это закон природы.

Впоследствии выяснилось, что долговязый тип – жуткий маньяк, которого искали уже полгода, и Тони с Лесли купались в лучах заслуженной славы. Правда, Тони не считал свои оголтелые вопли невесть каким подвигом, а внезапную известность – чем-то серьезным. Подумаешь, большое дело – в газетах пропечатали! Куда важнее, что тот полицейский назвал Тони храбрым и находчивым. С этой минуты участь Тони Эпплгейта была решена. Он станет копом и тоже будет оказываться.

В своих детских играх Тони всегда был исключительно полицейским и никогда – частным сыщиком. Его не привлекала доля Майка Хаммера, Эркюля Пуаро или даже Шерлока Холмса. На Холмса Тони был даже немного в обиде. Кто же спорит, Шерлок Холмс – гений, и вообще он лучше всех, но это ведь не повод так измываться над инспектором Лестрейдом, верно? Инспектор – хороший коп, добросовестный и храбрый, он честно исполняет свой долг. И самая лучшая книга про Холмса – это «Собака Баскервилей». Самая любимая. Потому что именно инспектор своим метким выстрелом спас сэра Генри. Но Тони все равно думал, что с инспектором обошлись не по справедливости. И своему плюшевому напарнику он дал имя Лестрейд.

Грант Лестрейд.

Как же он мог забыть!..

Рука Тони невольно разжалась, но игрушка не шлепнулась на пол: то, что выскользнуло из внезапно ослабевших пальцев, было не лапкой медвежонка, а ладонью сотрудника Интерпола Лестрейда, и он крепко стоял на ногах.

– Ты кто? – хриплым рваным шепотом спросил Тони, когда шаги окончательно затихли в отдалении.

– В твоем языке нету такого слова, – помолчав, ответил Грант.

– А в каком есть? – чуть более твердо произнес Тони.

Дурацкий вопрос, что и говорить. Однако впоследствии Тони не отказался бы посмотреть на того, кто сумел бы задать более умный.

– Японцы называют таких, как мы, цукумогами,[12] – сообщил Грант.

– Кого-кого ногами?[13] – не понял Тони.

Грант мягко усмехнулся.

– Цукумогами, – терпеливо повторил он. – Согласен, звучит не так чтобы очень. Но все-таки лучше, чем инопланетное разумное существо, верно?

Тони протянул руку и кончиками пальцев коснулся плеча Гранта. Настоящий, никаких сомнений. Не призрачный. И даже не плюшевый.

– Так ты этот… инопланетянин? – потерянно спросил Тони.

– Этот, – кивнул Грант.

Настоящий детектив всегда сохраняет самообладание. По крайней мере, так говорилось в любимых с детства книгах. Там не говорилось, что хороший детектив сохраняет способность думать даже тогда, когда самообладание утеряно напрочь. Меньше всего сейчас Тони мог похвастаться душевным равновесием. Но цепкий разум полицейского ухватил сказанные Грантом слова: «…называют таких, как мы…» – и не позволил им скрыться с места преступления.

– И вас… таких… много? – бесцветным голосом промолвил Тони.

– Много, – кивнул Грант.

– То есть вы нас… – прямой и ясный логический вывод не хотел выговариваться, он застревал даже не во рту – в глотке, но он должен быть высказан, невзирая ни на какие хотения. – Вы нас… захватили?

– Можно сказать и так.

– Зачем? – звонким детским шепотом спросил Тони. – Что вам дома не сиделось?

– Как всегда, – пожал плечами Грант. – Зачем вообще завоевывают? Жить хотелось. Есть хотелось.

– И кого же вы едите? – с мучительным спокойствием поинтересовался Тони.

Его друг и напарник Грант Лестрейд оказался его же собственным игрушечным медвежонком. Его медвежонок оказался инопланетянином. Захватчиком. Нет, Тони не боялся, что плюшевый монстр его съест. Ему и вообще не было страшно. Ему было мерзко. Что поделать, предательство – гнусная штука. А гнуснее всего – предательство друга детства, того, кому веришь беззаветно. Даже не сам ты веришь, а тот ребенок, которым ты был когда-то.

– Не кого, – педантично поправил Грант, – а что. Мы едим восхищение. Привязанность. Любовь. Радость. Все то, что испытывают при виде чего-то красивого, сердечно дорогого, близкого. Мы умираем с голоду, если нас не кормить этими чувствами.

Медвежонок был Тони сердечно дорог. Что правда, то правда. Дорог и близок. Каких только детских тайн Тони не поверял ему шепотом! Он первым узнал, что Тони обязательно станет копом.

И коп, которым стал Тони, испытывал сейчас ни с чем не сравнимое облегчение.