Сыщик Брок редко ссорился с женой. Подуются разве друг на друга пару часиков, да и то не каждый день. А тут – ссора так ссора. Брок настолько обиделся на Ирусика, что даже ушел из дому, благо в родном сыскном агентстве «Бритва Оккама» имелся вполне приличный диван. За это стоило благодарить Сашеньку – любимую и единственную дочурку, которая по совместительству являлась и помощницей Брока в его частно-детективной деятельности. Откровенно говоря, по поводу этого дивана сыщику пришлось выдержать настоящий бой; он был уверен, что дорогое кожаное приобретение не только дешевое пижонство, но и ощутимая брешь в бюджете агентства. Сашенька сразу поймала отца на противоречии – мол, дорогое дешевым быть не может. А потом и вовсе добила несокрушимой логикой: клиент, впервые зашедший в агентство, в первую очередь обратит внимание на диван, поскольку тот будет самым большим предметом из всего, что имеется в офисе. И любой здравомыслящий человек сразу сделает вывод, что столь дорогие вещи может позволить себе лишь контора, дела у которой – жуки-пуки, несмотря на всякие там кризисы. За «жуки-пуки» Брок Сашеньку, конечно, пожурил – что возьмешь с восемнадцатилетней дурехи, которая вместо юрфака поступила учиться на программиста, – но с правотой ее слов вынужден был согласиться и выбросить белый флаг. В смысле, достать темно-коричневый бумажник. И сейчас он вынужден был признать: дочка оказалась права, спать на диване было вполне удобно, во всяком случае, куда удобней, чем на столе (довелось как-то раз заночевать в агентстве по производственной необходимости) – и мягко, и ноги не свисают.
Пошли уже третьи сутки, как сыщик не выходил из офиса – две ночи вне супружеской постели! Это, конечно, было ужасно – моральные принципы Брока пищали от возмущения, – но причина ссоры своей серьезностью перекрывала эти принципы с большим запасом, хоть прямо их положи, хоть боком. Страшно сказать – Ирина, любимая супруга, с которой прожито больше двух десятков лет, которая воспринималась Броком не просто женой, не только верной подругой, но и надежным тылом, поддержкой и опорой во всех его начинаниях, назвала его… графоманом!
Дело в том, что сыщик в свободную минуту любил пописывать фантастические рассказы. Да, мастером слова он, конечно, не стал (хотя пару раз его творения в разделе «Наши тоже могут» публиковала местная пресса), но чтобы вот так… чтобы графоманом!.. Обидно до слез. Хорошо, если быть дословным педантом, само определение «графоман» из уст супруги не прозвучало. Но как еще можно было расценить ее высказывание: «Ты бы лампочку в туалете лучше вкрутил, чем строчить опусы, которые никто, кроме нас с Сашенькой, не читает, да и то чтоб тебя не обидеть!»?
Лампочку он вкрутил. Разбив перед этим три – так дрожали от обиды и возмущения руки. А потом ушел в агентство с твердым намерением сидеть в офисе до победного конца. Чем именно будет ознаменован этот самый конец, Брок пока не решил. Как минимум, телефонным звонком раскаявшейся супруги. А в идеале, наверное, личным приходом рыдающей Ирины, с паданием на колени, бросанием на шею, посыпанием головы пеплом и прочей атрибутикой искреннего раскаяния. Во второй вариант, конечно, верилось слабо, но даже телефонный звонок сыщика вполне бы устроил. По крайней мере теперь, когда пошли третьи сутки его затворничества, устроил бы точно. Даже без покаянных слов извинения. Пусть просто скажет обыденным, таким родным, таким любимым голосом: «Долго еще придуриваться будешь? А ну, марш домой, писатель!» Дело было даже не столько в том, что Брок уже очень соскучился по Ирусику, – просто он банально проголодался. Сильно. До урчания в желудке и легкого головокружения. Все, что было съедобного в офисе – два яблока, полпачки печенья, Сашины чипсы, найденный под шкафом каменный сухарь, – он доел еще сутки назад; схрумкал даже собачий корм, забытый кем-то из клиентов. Теперь впору было загавкать самому. Но звонка от жены так и не было.
Странным было то, что телефоны – ни мобильный, ни стационарный офисный – за все время добровольного затворничества вообще не звонили ни разу. Не посетил агентство и никто из клиентов. Последнее было не столь удивительным, клиентура «Бритвы Оккама» никогда не отличалась многочисленностью, ведь Брок брался не за все дела подряд, а за те лишь, которые казались необычными, невероятными, которым не находилось обыденного, не затрагивающего сверхъестественных сфер объяснений. Дело в том, что сыщик строго придерживался незыблемого кредо «Чудес не бывает» и решил посвятить себя делу претворения данного утверждения в жизнь. Звучало это несколько громко и пафосно, чего не выносил скромный по натуре Брок, но так оно и было на самом деле: любое самое невероятное, кажущееся фантастическим дело он умудрялся вывести, что называется, на чистую воду, отыскивая реальные основы любой «фантастики». Ей же самой сыщик благоволил исключительно в литературном виде, отчего и увлекся в свое время писательством.