Услыхав эти слова, Марья крикнула «Трус!» и в бешенстве ударила обеими ладонями по воде. Чувствовалось, что с большим удовольствием влепила бы Айвену, а еще лучше – Старику (хотя это и совсем уж противозаконно). Айвен опешил от такой реакции. Неконтролируемая агрессия. Да еще говорить такое. И о ком – о хозяевах!
Пока он приходил в себя, Марья уже уплыла, далеко-далеко. И быстро, как она умела. Айвен поплыл вслед за ней, но не с лайнерской скоростью, а как любил – с речной, пресноводной основательностью. Пока совсем не перестал плыть, а просто лег на спину и стал смотреть на звезды. Сначала просто так, а потом, думая, у какой из них могут жить инопланетяне, оккупанты, боги, гаранты Порядка, Мира и Счастья на Земле.
Вдруг кто-то укусил его за бок. Сразу обожгла мысль: «Акула! Акула прорвалась через инфразвуковую ограду!» Но нет – это была Марья. Долгий заплыв помог ей выплеснуть злость и обиду. А долгое одиночество, боль ухаживания за умирающим близким человеком требовали уравновешивания. Какой-то радости, чего-то светлого. Ей захотелось поиграть, не по-женски, не по-девичьи, а детски, безгрешно, по-щенячьи.
Они гонялись друг за другом, притапливали, взбирались по очереди на плечи и ныряли. Высокие звезды, темная даль океана, теплые огоньки Кур-Ити-Ати. И они двое – в центре этого мира, всего мироздания. Так легко было потерять счет времени. И так трудно было возвращаться домой, к своим Старику и Хозяйке.
– Ты все же напомни своему. Хорошо? – сказала Марья на прощанье.
И Айвен понял, что не сможет ей отказать.
Конечно, Старик его напоминанию не обрадовался. Просто кивнул, несколько высокомерно, что вообще-то ему не свойственно. И всё. Забыли. Понятно было, что он никуда не пойдет.
А до Дня Поражения и Преображения оставалось лишь несколько дней. Украшений – лент, цветов, колокольчиков – становилось все больше, а голограммпроекции были уже на каждом шагу. Они показывали этапы установления Порядка, Мира и Счастья на Земле, а также то, как отличается это от прежнего непрерывного кровопролития – войн, мятежей и бунтов.
Самыми интересными были проекции сверху – они изображали реконструированную Битву над Кур-Ити-Ати. Так достоверно, что казалось, будто очутился в самом ее центре. Вот «контратака Флиндрина», вот «удар Тхрч133», а левее – знаменитый «таран О7»… И музыку сделали погромче. То ли намекая на приближение праздника, то ли для того, чтобы заглушить звуки битвы, подаваемые слегка приглушенно.
Только сейчас Айвен ясно осознал то, что раньше всегда чувствовал лишь затаенно, подсознательно. Он читал много святых книг человечества. И, пожалуй что, во всех них люди воевали с Богом или с богами. Почти всегда проигрывали. Иногда получали жестокое возмездие за дерзость, но все же чаще – награду, воздаяние за смелость и стойкость. Так ведь и Битва над Кур-Ити-Ати – то же самое. Человечество проиграло, Земля оккупирована. Но в награду за храбрость истинных воинов люди получили достойную жизнь на всей планете (какой не было никогда ранее) под управлением мудрого Оккупационного правительства, за которым стоят могучие инопланетяне, почти боги. Если бы еще не «Оккупационный Космический Налог». Если бы не «кровавый казус», пусть и устраненный, но так глубоко врезавшийся в память землян…
Налог сейчас составлял три десятитысячных процента населения Земли. Да, он выплачивался людьми. Каждый год в День Поражения, праздновавшийся по традиции ночью, оккупанты забирали предназначавшийся им Налог. Эти люди исчезали навсегда, и никто не знал, что с ними происходит.
А «кровавый казус» был в давние времена, в прежние лихие годы. Говорят, «Оккупационный Космический Налог» тогда был и больше, и страшнее. Он составлял 0,000031415926535 … %. То есть в пересчете на людей круглого числа не получалось. А то, что оставалось после запятой, приходилось отдавать частями тела живого человека, на которого выпадал жребий. Так было долгие годы после Поражения, пока хитроумное обновленное Оккупационное Правительство не сумело выторговать у захватчиков более выгодные условия. После этого на Земле стало вообще почти идеально.
«Дурачина, о чем я думаю! – обругал себя Айвен. – Ведь совсем скоро я увижу Марью!»
Вот только как она отреагирует на реакцию Старика на просьбу ее Хозяйки…
В этот раз Марья уже не злилась, как раньше. Похоже, именно такого ответа она и ждала. Только прошептала едва слышно, на одном духе без пауз: «Как же она не может больше молчать ей надо рассказать кому-то…»
Они снова плавали, гонялись друг за другом, бесились. Однако в этот вечер в их играх было уже не только детское, но и примешивалось что-то новое. Как бы это сказать: не совсем взрослое, но, пожалуй, нечто подростковое, робко-чувственное. Однажды Айвен даже чуть не поцеловал Марью. Но она, перед тем оцепенев на мгновение, выскользнула, вздохнула поглубже и нырнула далеко-далеко. А когда вынырнула, ущипнув по дороге за голень, – сказала «До завтра!» и поплыла.