Пришествие

Юноша послушно вышел и закрыл за собою дверь. В атриуме его дожидались Мерцил и Тобий.

— Ну, что там? — Спросил Мерцил.

— Не знаю, похоже, сердце, — ответил юноша, растерянно пожимая плечами, — вот только не пойму, причем здесь Египет, и что из рассказа нашего уважаемого гостя могло так взволновать учителя, чтобы вызвать сердечный приступ.

Тем временем иудей так же находился в предобморочном состоянии. Его поразил вид чемоданчика в руках девушки, и его странного содержимого, но еще более поразил тот факт, что в доме знатного римлянина простая рабыня смеет отдавать приказы не только управляющему, но и благородному господину. Это никак не укладывалось в его голове. Он тяжело опустился на одну из многочисленных скамей, схватился за голову обеими руками, и стал раскачиваться из стороны в сторону, силясь осмыслить произошедшее.

Именно такую сцену застал только что вошедший в дом, судя по тоге с широкой пурпурной каймой, знатный патриций, в сопровождении двух легионеров.

— Мерцил, будь любезен, доложи хозяину, что Гай Цильний Меценат желает видеть своего друга Квинта Сципилиона Аркуса! — Обратился он к управляющему, как к старому знакомому.

— Мы безмерно рады приветствовать в нашем доме столь уважаемого гостя, — витиевато ответил Мерцил, сгибаясь в почтительном поклоне, — но боюсь, мой хозяин не в состоянии сейчас принять тебя, уважаемый Гай Цильний.

— Эй, в чем дело, старина Мерцил! Я пришел по поручению божественного Августа, чтобы обсудить предстоящий праздник и передать твоему хозяину послание от нашего императора.

— Прошу прощения, — обратился к гостю Аврелий, — но учитель болен, но если Вам будет угодно, прошу пройти со мной в алы[17], и дождаться когда лекарь закончит процедуры.

— Болен! Странно! Только вчера вечером я имел удовольствие беседовать со своим другом Квинтом на приеме у Божественного, и он, как мне показалось, был совершенно здоров. — Пробормотал Меценат, следуя вместе с Аврелием в соседние с атриумом алы.

— Мерцил! — Громко обратился к управляющему юноша. — Распорядись, чтобы подали вина и фруктов дорогому гостю!

— Слушаюсь, молодой господин, — почтительно ответил управляющий.

— Постой, постой, — воскликнул гость, располагаясь в низком и широком кресле, — так ты юный Аврелий, воспитанник Квинта! То-то я смотрю, лицо знакомое! Но ты ведь должен быть где-то в Сирии? Квинт мне что-то об этом рассказывал.

— В Иудее, — поправил Аврелий, — я пять лет находился в Иудее, но уже два дня, как я вернулся домой.

— Ах да, верно, в Иудее, — ответил гость, я, как обычно все перепутал. И чем же ты там занимался, мой юный друг?

— По поручению нашего божественного императора, я занимался подготовкой к переписи населения Иудеи, которую божественный желает провести накануне присоединения Иудеи и Галилеи к Римской империи.

— Похвально, юноша! — Воскликнул Меценат. — В столь юные года, ты уже занимаешься важным государственным делом. Так что же, скажи, случилось с моим дорогим другом, что за недуг его поразил?

— Точно не знаю, но очень похоже на сердечный припадок. Узнаем у лекаря, когда он выйдет от учителя.

— Это, наверное, от радости, что ты вернулся или от перспективы расставания с пятью сотнями талантов, которые вчера у него выклянчил наш Божественный Август.

«Рабыня» внесла в комнату, где расположился гость и Аврелий поднос с кувшином вина и вазой с фруктами. Следом за ней вошел Мерцил. Он проследил, чтобы девушка поставила яства перед гостем, дождался, пока она покинет помещение и, поклонившись, обратился к Аврелию.

— Господин, Цилия закончила. Хозяину стало лучше, но он сейчас спит после приема успокоительного питья.

— Что ж, — сказал гость, отпив из кубка большой глоток вина — в таком случае, не смею более Вас беспокоить. Передайте моему другу наилучшие пожелания о скорейшем выздоровлении. И вот еще что, молодой человек, — обратился он к Аврелию, — позволь вручить тебе императорское послание. Я надеюсь, что как только Квинту станет лучше, ты передашь его ему.

С этими словами Меценат извлек из-под складок Тоги пергамент и передал его молодому человеку. Затем он поднялся и, поблагодарив юношу и управляющего за дружеский прием, покинул виллу.

Глава 7

Все тело ныло, как после тяжелой и изнурительной работы, и в каждом органе ощущалась невероятная слабость. Во рту стоял противный привкус горечи вперемежку с чем-то еще более противным приторно-сладким, отчего сильно мутило. Мысли путались, а все сознание было затуманено, словно густой пеленой. Сделав над собой усилие, Квинт открыл глаза. Вокруг была привычная обстановка его собственной спальни. Он попытался сосредоточиться и извлечь из глубин памяти воспоминания о том, что с ним произошло. Одна мысль, цепляясь за другую, мешала восстановлению событий.

— Ах, да! — Вдруг мелькнуло в голове. — Иудей. Да, да, он что-то рассказывал. Но что?

Квинт вновь напряг память, и из затянутого пеленою тумана, сознания, вдруг отчетливо возникло имя — Анна.