Пришествие Баллоков (ЛП)

Мне пришло в голову, что Уолтер не отвечает мне с той злобой и отвращением, какие были свойственны ему раньше. Но, возможно, это связано с использованием другого тела. Или с влиянием разума белки. А ещё я подумал, что, должно быть, сошёл с ума или вижу сны наяву.

«Нет, ты не грезишь наяву. Но мы понимаем, почему у тебя возникают такие подозрения».

«Уверен, у меня к тебе будет ещё много вопросов, Уолтер. Но пока я не готов. Когда мы увидимся снова?»

«Может и никогда».

«Что? Ты уже покидаешь Землю? Но ты не…»

«Теперь, когда ты понял, что мы можем проникать в твой разум, в физическом теле отпала необходимость».

«Тогда зачем использовать тело белки?»

«Нужно, чтобы ты сначала привык. Если мы внезапно заговорим с тобой без физического посредника, ты можешь „слететь с катушек“, а это сейчас будет лишним. Поэтому при первом контакте нам пришлось оккупировать человеческое тело».

«Я слетаю с катушек прямо сейчас».

«Привыкнешь. Худшее уже позади. Теперь мы будем рядом в любой момент, когда тебе понадобится задать вопрос. Или когда нам самим понадобиться поделиться информацией».

«Не важно, где я?»

«Сейчас мы здесь, а потом можешь слетать с катушек в любом месте».

Я задумался, прежде чем задать вопрос, на который не хотел знать ответа.

«Значит, с этого момента ты поселился в моей голове?»

«Нет, доктор, но где бы ты ни был — мы будем рядом».

«Имеешь в виду физическое присутствие, вроде мухи на стене?»

«Мы будем рядом мысленно, скажем так».

Это такая шутка?

«То есть вы всегда будете знать, о чём я думаю, где бы я ни был?»

«Да, но только в течение этих семи дней. Затем мы тебя покинем».

Ещё одна неприятная мысль:

«Вы знаете всё, о чём я думал в течение жизни? Даже то, о чём уже забыл?»

«Нет, только те воспоминания, которые приходят тебе в голову в настоящее время».

«Значит, вы уже в курсе, что встреча с Советом Безопасности ООН уже назначена…»

«Конечно. Мы присутствовали на обсуждении».

«Вы были в Белом Доме?»

«Да».

Я чувствовал себя оскорблённым. В моей жизни больше не будет возможности уединиться. Пока Баллоки будут на Земле, мой разум будет открытой книгой. Даже спальня и уборная будут под наблюдением.

«Не беспокойтесь, доктор (он произнёс „доктор“ с характерным презрением). Нам не интересна твоя жалкая сексуальная жизнь или другие телесные функции. Только склонность к убийствам».

От этих слов мне легче не стало. Я осмотрелся и отметил, что агенты и бровью не повели. Кажется, они нас вовсе не замечали. Я задумался, может ли быть такое, что Баллоки отключили их разум на время. В противном случае они бы заметили, что я общаюсь с белкой на заднем дворе вместо того, чтобы зайти внутрь. Возможно, их сознание было на время подавлено.

«Мы тратим время впустую, доктор. Давайте попробуем сфокусироваться на происходящем».

«Я сфокусирован. Просто размышлял, способны ли вы вкладывать определённые мысли в наши головы. И если способны, то вы могли бы подсказывать мне, что говорить во время выступления в ООН — так ведь? И ещё. Если вы поселились в моём разуме, то почему не знаете, что это именно то, о чём я сейчас думал?»

«Мы не можем прочесть твои мысли, пока ты их не подумаешь, доктор. И вложить в твою голову ничего не можем. Да и зачем?»

«Но почему тогда парни из Секретной Службы игнорируют наш разговор? Ведь со стороны это выглядит дико».

«Они не слышат наших мыслей, доктор».

Я пожал плечами и направился к двери. Уолтер — или белка — тут же убежал в лес.

Жена ждала меня на кухне. Ещё один завтрак стоял на столе — в точности такой же, как и предыдущий.

«Они нашли у тебя какие-то проблемы со здоровьем?»

«Пока результатов анализов ещё нет, но они считают, что физически я вполне способен спасти мир».

«Рада это слышать. Только что говорила с внучками — они просили передать, что любят тебя. Конечно, они не знают, что…»

Внезапно Карен расплакалась. Это было на неё непохоже. Я почувствовал, что злюсь на Уолтера, правительство и всех, кто втянул нас в эти события. Я обнял Карен, пытаясь её успокоить. Но чем я мог помочь, ведь мы оба были в одной лодке? Нам оставалось лишь обнимать друг друга какое-то время. Я почувствовал облегчение: её объятия всегда меня успокаивали.

Наконец её плач перешёл в редкие всхлипывания.

«Ты, наверное, голоден. Должна признаться, что соврала: я уже поела яичницу».

Я рассмеялся, и она тоже.

«Давай поедим» — предложил я, и мы съели всё, что было на столе. Кто знает, какой из наших завтраков окажется последним?

Я решил не рассказывать Карен о последней встрече с Уолтером, который скорее всего был поблизости и слышал наш разговор. Нужно вводить её в курс дела постепенно, иначе она может выйти из себя.