Пришествие капитана Лебядкина. Случай Зощенко.

Это мгновенное превращение тонкого, остро чувствующего чужую боль, изнемогающего от безвыходной нежности к близким интеллигента в равнодушную и тупую скотину так внезапно и так поразительно, что невольно возникает простое предположение: очевидно, это своего рода шок, внезапный паралич души, который скоро пройдет, и герой опять станет прежним – таким, каким он был всегда.

Но время идет, а это шоковое состояние все не проходит. И вскоре нам уже начинает казаться, что это нынешнее поведение и самочувствие героя, пожалуй, в большей мере ему свойственно, нежели то, прежнее.

Он встретил однажды Лиду, держа свою Тулю под ручку.

Лида страшно покраснела, увидев его. И вдруг, подойдя к нему, неловко и как-то по-женски ударила его по лицу…

Он посмотрел на Лиду скорее равнодушно, чем злобно, и улыбнулся ей какой-то нехорошей улыбкой, обнажившей его зубы. Затем, приподняв фуражку, он круто повернулся на каблуках и, взяв свою… крошку под руку, проследовал дальше.

(Возвращенная молодость)

– Одно могу вам сообщить, – произнес наконец Макс, глядя в окно. – Аннелиза едва ли выживет. Вы… она… Она все равно что мертвая. Вы ее… вы с ней… Собственно говоря, вы такой подлец, каких мало.

– Ты очень груб, – сказал Кречмар и попробовал улыбнуться.

– Но ведь это же чудовищно, – вдруг крикнул Макс, впервые с минуты прихода посмотрев на него. – Где ты подцепил ее? Почему эта паскуда тебе смеет писать?

– Но, но, потише, – произнес Кречмар с бессмысленной угрозой.

– Я тебя ударю, честное слово, ударю! – продолжал еще громче Макс. – Ты мне ответишь? – Макс хотел схватить его за лацкан.

Кречмар вяло шлепнул его по руке.

– Не желаю допроса, – сказал он.

(Камера обскура)

С героем Набокова случилось то же, что и с героем Зощенко. Вернее, с ними обоими произошло то, что мы уже наблюдали на примере поэта Александра Тинякова: вдруг, в один, как говорится, прекрасный день они не захотели больше притворяться.

Собственно говоря, и с тем и с другим это случилось не вдруг. Кое-какие симптомы уже давно предвещали катастрофу.

И тогда он, улыбаясь, стал думать: а что именно он отдал бы за несколько лет возвращенной молодости?

И оказалось, что он отдал бы решительно все – жизнь, здоровье близких людей, честность, и профессию, и все то, чем привык дорожить и гордиться с самого начала своей жизни.

(Возвращенная молодость)

Он испытывал к ней мучительную, безвыходную нежность, заботился о ней, – чтобы она ложилась рано, не делала резких движений, – а по ночам ему снились какие-то молоденькие полуголые венеры и пустынный пляж, и ужасная боязнь быть застигнутым женой. По утрам Аннелиза рассматривала в зеркале свой конусообразный живот, удовлетворенно и таинственно улыбаясь. Наконец ее увезли в клинику, и Кречмар недели три жил один, терзаясь, не зная, что делать с собой, шалея от двух вещей – от мысли, что жена может умереть, и от мысли, что, будь он не таким трусом, он нашел . бы в каком-нибудь баре женщину и привел бы ее в свою пустую спальню.

(Камера обскура)