Пришествие капитана Лебядкина. Случай Зощенко.

Запись, которую я здесь цитирую, подробнее и полнее всех известных мне записей воспроизводит этот сюжет. В изложении некоторых мемуаристов он искажен до неузнаваемости. В некоторых записях финал рассказа (то есть самая его суть) вообще отсутствует.

Но во всех изложениях – во всех без исключения – получается так, будто больше всего Зощенко был потрясен тем, что НКВД проявляло внимание к его персоне еще в ту пору, когда для этого не было, казалось, уж вовсе никаких оснований.

Даже запись Кирилла Косцинского, как я уже говорил, наиболее достоверная, несколько упрощает природу того конфликта, о котором говорит Зощенко и ради осознания которого, собственно, и рассказывалась вся эта история.

Можно подумать также, что Зощенко более всего был потрясен самим фактом перлюстрации частного письма.

Получается что-то вроде старой, хорошо нам знакомой коллизии, по поводу которой негодовал Пушкин. Но Пушкин, готовый отказаться от политической свободы, был в бешенстве от самого факта перлюстрации, от сознания, что кто-то третий своим нечистым взглядом оскверняет строки, которые он адресовал жене, только ей одной и никому больше.

Зощенко – человек другой эпохи, совсем иного сознания. Факт перлюстрации сам по себе его, пожалуй, даже и не возмущает. Считают нужным читать чужие письма – что ж, пусть… Как говорится, у меня – своя работа, у них – своя. Возмущаться по этому поводу? Негодовать? Какие нежности при нашей бедности…

Нет, Зощенко потрясен не тем, что недреманное око НКВД преследовало его уже тогда. Он потрясен – и потрясен до глубины души – тем, что так нелепо, так чудовищно уродливо был понят и истолкован его поступок.

Его побуждения были так просты, так естественны. Но тем, кто следил за ним, эти простейшие (человеческие) побуждения недоступны. И вот они придумывают другое объяснение, с их точки зрения, единственно правдоподобное.

Конфликт этот – не политический, даже не моральный.

Это конфликт непонимания. Тут даже не конфликт, а – стена, которую никаким способом не преодолеть, никакими силами не разрушить.

Книга Зощенко «Перед восходом солнца» – это горестный рассказ о том, как он всю жизнь пытался прошибить эту стену и – не смог. Каждая новелла, каждая крошечная история в этой книге – рана, или синяк, или ссадина, оставшаяся в его душе от ударов об эту стену.