Пришествие Короля

Это будет мрачное время, когда снова обрушится на Остров Напасть, когда жалкие по сравнению с великанами прежних дней людишки будут владеть им и когда рассеянные остатки бриттов будут искать убежища в его холмах и лесах. И будут всем сердцем ждать они возвращения Артура как освобождения от страданий.

Я должен вернуться к моему рассказу, хотя это и тяжко для меня, того, кто много лет ездил на бледно-золотистом коне, быстром, как чайка, ночующая на сотне островов и живущая в сотнях крепостей. Тяжко мне оставаться воспоминаниями лишь в одном из мест, где задержался я на своем пути. Близилось время, когда я должен был пересечь мрачный рубеж, что лежит между упорядоченным и бесформенным, между возделанной землей и пустошью, предел, за которым нет святости и где вечная буря. Как вождь, покидающий веселое пиршество, чтобы пересечь реку в полной ветра темноте за пределами двора, я пройду от известного в неизвестность, от того, что знакомо и защищено, замкнуто и упорядочено, к тому, что разрушено, осквернено и покинуто.

Это мне — кричать в отчаянье над Бездной Аннона, мне, разорвавшему кар, человеку без рода, без наследства, без места среди родичей, которого гонят под звуки рогов лающие псы к морю, чтобы отдать на волю волн, покуда не скроется он от взоров людских, проплыв трижды двадцать часов.

Теперь я вернулся к освежеванной туше кабана, бесформенной груде кровавого мяса у подножья Древа. Отрезав кусок, я некоторое время жевал его. Затем, вернувшись к Столпу, я положил этот кусок к подножью Камня. Преклонив колена на сырой траве, я повернул руки ладонями вверх, шепча вправо молитву Тебе с Твоей Верной Рукой, мой сверкающий страдалец, взиравший на меня во время долгих моих скитаний в глуби океана. Искусный игрок в гвиддвилл, хранитель королевской власти и защитник племен, помоги мне ныне, в час, когда стремлюсь я выполнить Твою волю в мире людей, в то время, как Верная Твоя Рука поддерживает его среди бесчисленных звезд!

А в сторону левой руки прошептал я мольбу Рогатому, тому, кто сидит, скрестив ноги, на горе вместе со своим оленем и тупомордой змеей.

— О, Маленькая Свинка, — простонал я, — мир предо мной в смятении Слышу я пронзительные вопли чаек на ветру! Призрак издалека поведал мне странное о королях гвидделов, бриттов и ривайнир, которые замышляют учинить раздор и хаос по всему Острову Могущества! О, Маленькая Свинка с острыми когтями у темного пруда в пустынных землях, если не заслужил я твоей милости, то падет это зло на меня и воистину жалким будет мой конец!

Затем взмолился я, чтобы снизошел на меня сон, и улегся на сырой торф Я положил ладони на щеки и закрыл глаза, а серый боевой пес, эллилл Мэлгона, стоял надо мной, охраняя меня. И сквозь пальцы мои, опирающиеся на бастион моего лба, стали проникать образы времени еще неведомого. Когда прошло девять, восемнадцать и двадцать семь ночей, открылись мне рассеянные обрывки того, что лежит за порогом, воротным столбом которого была моя плита.

Сначала увидел я Артура, и Гвина, и Гуитира у входа в пещеру Угольно-Черной Ведьмы, дочери Снежно-Белой Ведьмы в Пени Нант Говуд, которая есть холодная пасть Ифферна на Севере Хигвидд и Какамури уже вошли туда, чтобы сразиться с Ведьмой, но не вернулись Теперь пришел мой черед последовать за ними и в головокружительном танце пройти по ее лабиринтам.

Затем Столп надо мной застонал в звездной ночи и заговорил. Ведь мысли, которые вложил мне в голову той ночью дух, вплелись в составляющие Камня и там и остались. Потому люди и приходят советоваться с Камнем, не смея миновать его, не спешившись. И если кто-нибудь сдвинет мой Камень или построит дом рядом с ним, то наложу я проклятье на него, чтобы червь без конца пожирал его внутренности, чтобы пожирали его неутолимые желания, как жажда иссохшего от жары путника в пустыне, и чтобы его место среди поколений его родичей было пусто, словно его и не было на свете никогда. Да будет неверна ему жена, пусть будет она глупой и болтливой, чтобы дети их не имели ни ума, ни вида, ни цели, чтобы несли они чушь, глядя на собственное отражение в грязной луже. И худшим из моих проклятий будет то, что тот, кто пострадает от него, не будет знать, что это проклятье.

Я проснулся на рассвете, промерзнув до костей, но готовый к встрече с тем, что может преследовать меня на предназначенном мне пути. Бледный свет мерцал над чередой холмов на юге и освещал на ветке тиса над моей головой трех черных воронов. Они испустили три хриплых крика, леденящих кровь и зловещих, таких, что и мертвого могли бы поднять, а у того, кто их слышал, волосы стали бы дыбом.