Пришествие Короля

Жестокий, режущий северный ветер срывал слова с уст Хеорренды, внезапно разом обрушились на мореходов жесточайшая из непогод и мрачная ночь. Но когда смерть, казалось, уже стояла рядом, из глубин морских перед ними явился белый кит. Он заплясал на волнах и повел их вперед — целыми и невредимыми прошли они через множество опасных проливов, в обход рифов с острыми как бритвы хребтами. За спиной этого кита море вокруг пенновеичанного корабля становилось спокойным, и его окованный железом нос с головой змея легко и быстро скользил по течению. И вышло так, что море несло их на приливной волне, пока не достигли они одинокого залива, где прибой омывал берег земли скриде-финнов. Нет на земле более северного края, чем этот, нет места холоднее; отклоняется ли дальше берег к востоку или море врезается в сушу — люди не знают.

Там искусный в песнях морестранник и высадился. Укрыв драконью голову на носу своего быстрого судна, чтобы духи этой земли, кишевшие на каждом холме и каждом мысу, не испугались ее разверзнутых челюстей, он встал на якорь. На промерзшем берегу нашел он скриде-финнов, разделывавших тушу огромного кита в пятнадцать эллов[164] длиной у пылающего костра. Поначалу скопу трудно было понять, люди ли это вообще или чудища, ибо одеты они были в шкуры диких зверей, сшитые жилами. Более того, казалось ему, что они лают и рычат друг на друга, а не разговаривают человеческим языком. Тем не менее скриде-финны радушно приняли Хеорренду и его спутников, поскольку на его корабле был груз янтаря и меда из Эстланда и другие дары, милые сердцу беормов и скриде-финнов, что живут севернее всех людей.

Скоп и его спутники некоторое время прожили в шатрах скриде-финнов, ожидая знака. Ведь на этом крае лежала вечная ночь, и лишь по движению звезд люди отмечали время. Так Хеорренда провел тридцать пять ночей в шатрах скриде-финнов. Наконец настал день, когда с некой высокой горы приехал человек верхом на олене и принес весть о том, что солнце через пять дней вернется.

Скриде-финны обрадовались и стали готовиться к обрядам в честь возвращения дневного света. В девятом часу того дня Хеорренда, стоя у входа в шатер, увидел, что к нему приближается старый седой волк. Тогда он вошел внутрь, надел малицу из шкуры морского котика с капюшоном и снегоступы. Попрощавшись с милыми своими спутниками, он отправился вслед за волком по снежной равнине.

Пять дней шел Хеорренда один, если не считать его волка-провожатого, через ту снежную пустыню, которую скриде-финны зовут Похьянмоа[165]. А на пятый день над лесами на юге показался край солнца. Похьянмоа — бесформенный мир, промерзший и пустой, царство Пакканена[166] с ледяными пальцами, чье дыханье — острый, как нож, ветер. Бродит он вдоль берегов Похьянмоа, замораживая заливы и озера, покрывая льдом берега моря. Долго не замораживал он всего моря, но с приближением поэта рассвирепел он — поначалу просто злился, а затем стал мрачным и опасным.

Тогда все вокруг совсем замерзло — крепка морозная мощь Пакканена. Он намораживает лед в руку толщиной, наваливает снега глубиной во всю длину лыжной палки. Он приморозил корабль Хеорренды к промерзшему берегу и морозил шатры китобоев, пока кожа не стала твердой, как сосновая доска. Затем Пакканен решил взяться и за самого Хеорренду и пустился в погоню за ним по горным проходам, требуя отдать нос и пальцы на руках и ногах. Смех его слышался в звоне сосулек, в треске камней и сосновых ветвей. Шел он по следу снегоступов поэта.

Гонясь за своей жертвой, Пакканен останавливался, чтобы заморозить болота, вмораживать камни в землю и холодом спаивать все в один единый лед. Ивы дрожали и застывали, из осин вымерзала горечь, с берез сползала кора. Скалы становились словно железо, горы — словно сталь, замерзали водопады. Поселения скриде-финнов, беормов и тер-финнов заваливал он толстым слоем снега, а под снег запускал свои пальцы, примораживая котлы к очагам, а руки женщин — к тесту, остужая угли в очагах. Он вползал все дальше, замораживал молоко в овечьем вымени, жеребенка в животе у кобылицы, младенца в материнском чреве.

Хрипло смеялся Пакканен под серебряной луной среди сверкающих льдов. Смеялся он над Хеоррендой, следуя за ним по пятам, завывая у него над ухом. Он дул, ревел среди сосен, плясал над трупами берез, прыгал среди ольховин. Он носился над болотами, превращая трясину в твердую равнину. Затем он взлетел и ворвался на горный склон, и корчилась трава там, где проходил он, утаптывая поля. С деревьев обгрызал он листья, выщипывал бутончики у вереска, сдирал с лиственницы чешуйчатую кору, обламывал ветки у сосен.

Хеорренда почувствовал, как ледяные пальцы Пакканена хватают его за пятки, пощипывают за уши, дергают за нос. Он поглубже спрятал голову в теплый мех морского котика и пошел дальше по волчьим следам Дыханье его провожатого висело в холодном воздухе, как дым от костра, серый мех его блестел от мороза. И в ветре, что свистел в его ушах, услышал Хеорренда насмешливые похвальбы Пакканена: