Пришёл, увидел и убил. Как и почему римляне убивали

Гладиаторские игры занимают особое место во всех исследованиях убийств в Риме, смерти в Риме, развлечений в Риме, преступления и наказания в Риме, чего угодно в Риме, потому что они ярче всего демонстрируют, как сильно римляне отличались от нас. Римляне одевали рабов, как солдат, тренировали их, как солдат, а затем заставляли их сражаться на потеху публике, но при этом по-настоящему, так, что иногда кто-то из них умирал. Трудно представить себе более хладнокровное убийство. В римском мире умышленное, кровавое, жестокое убийство людей считалось прекрасным развлечением. Это представление опиралось – и, в свою очередь, оказывало влияние – на отношение римлян ко всем остальным видам убийств: грубо говоря, далеко не такое серьёзное, как наше. Вопреки утверждениям христиан и стоиков, гладиаторские бои, убийство и смерть на арене не были извращением. Они воплощали нечто фундаментальное в римской системе ценностей: любовь к борьбе и соревнованию, преклонение перед военным делом и особо трепетное отношение к ближнему бою. Римлянам нравилось, когда сила и талант демонстрировались и вознаграждались, шла ли речь об адвокатах, акробатах, певцах или охотниках, расправляющихся с жирафом. Или о двух мужчинах, обученных, вооружённых и бьющихся один на один. Во времена, когда большинству римских граждан уже не грозила смерть в бою, им оставалось только наблюдать за людьми, которые, доблестно борясь и храбро убивая, воплощали собой столь ценимые в Риме добродетели.

VI Убийство с помощью магии

Главное, что нужно знать о римской магии – что грань между магией и медициной очень тонка, а между медициной и ядами – ещё тоньше. Если магия и медицина – две стороны одной медали, то медицина и яды – одна и та же сторона с разных ракурсов. По-латински «отравитель» и «волшебник» – это одно слово (veneficus). По-гречески «лекарство» и «яд» – это одно слово (pharmakon). С точки зрения древних между этими вещами нет существенной разницы. Например, любовные зелья и афродизиаки считались взаимозаменяемыми. С нашей точки зрения, зелье, с помощью которого можно влюбить в себя человека – это явно что-то из области магии, в то время как зелье, которое приводит человека в возбуждённое состояние, звучит как нечто более-менее реалистичное. В женских журналах каждый месяц выходит по статье о продуктах-афродизиаках – ведь это наука![161] – а вот статьи об использовании специального колёсика для приворота мне не встречались. Римляне же не видели между этими вещами существенной разницы, хотя иногда пытались отнестись к ним скептически. В «Естественной истории», энциклопедии Плиния Старшего, есть замечательный пассаж, где высмеиваются представления греков о магии. Плинию они казались ужасно нелепыми, при этом значительную часть своего труда он посвятил использованию экстрактов растительного и животного происхождения для оказания положительного или отрицательного влияния на людей. С его точки зрения, применение персидского растения под названием ахеменида (что бы это ни было), якобы вызывающего у человека мучительные воспоминания о том, в чём он ощущает за собой вину, и вынуждающего его сознаться в содеянном – это магия. Магию Плиний считал глупостью. А вот натирание глаза мозгом щенка, убитого на седьмой день после рождения – это, по мнению Плиния, медицина. Так лечится глаукома. Водоёмы, вода из которых делает голос более мелодичным, или вызывает забывчивость, или предотвращает аборты – это тоже медицина[162], как и вбивание железного гвоздя в голову человека, страдающего от эпилептического припадка, при условии, что гвоздь вбивается туда, куда нужно (в то место, которым человек ударился об пол, когда падал)[163]. В то же время, совет вырвать зуб у живого крота и носить его на теле, чтобы избавиться от зубной боли – никакая не медицина, а «ярчайшее доказательство бесполезности» магического искусства[164].