Разговор снова пошел о былых временах: учебе, службе, боевых действиях. Они сидели и, периодически обновляя свои стаканы, говорили о всякой всячине. Выпитое потихоньку давало о себе знать, голоса их стали громче, а речь медленнее. Они вспомнили немалое количество забавных историй, связанных с их совместной учебой... Лавров почувствовал, что немного захмелел.
– Ладно, – оперся он о стену, – хватит пока войны и прочей ерунды. Давай как в мирное время, например, песню споем.
– А почему бы и не спеть, – тут же поддержал его Джабелия. – Давай вашу, русскую.
– Ого?! – удивился майор. – Ну, ты давай начинай, а я подхвачу.
– «Степь да степь кругом», – торжественно объявил грузин и запел.
Голос у него был прекрасный, и запел он поначалу громко, но тут же опомнился, снизив тон, – не на концерте. Батяня, делая еще глоток, сразу не вступил, а подхватил со второго куплета. Дуэтом они допели до конца. Майор был весьма доволен и задумался над следующей песней, которую можно было исполнить. Джабелия совершенно расслабился и сидел, думая о чем-то своем.
– Стой, – произнес Батяня и оживился: – Давай споем «В смертный час».
Давид в раздумьях пожал плечами и сделал глоток прямо из бутылки.
– Не жизнеутверждающе совсем. Мрачно как-то, – ухмыльнулся грузин.
Батяня, услышав такой комментарий, тихонько шмыгнул носом и задумался.
– Да, действительно мрачновато, – согласился он с товарищем, которому еще неизвестно сколько предстояло мытариться.
Десантник снова принялся перебирать в памяти знакомые ему песни, и вдруг его словно осенило. Он выкинул указательный палец вверх и принялся им трясти.
– Вот что, давай я лучше вашу спою ? «Сулико». Тоже не очень веселая, но лиричная. И очень даже кстати в данной ситуации. Подхватывай.
Джабелия, которому, понятно, нравилась эта мелодия, ничего не имел против. Батяня закашлялся, словно настраивая голос, и, сдвинув брови, затянул песню. У него неплохо получалось, и зиндан наполнился чарующими звуками народной песни.
Майор пел очень душевно. Помогая себе руками, Лавров становился похожим на оперного певца, исполняющего главную арию. Оба друга пели, пока сверху не послышался какой-то шум. Десантник тут же притих, бросив взгляд на Джабелия. Они оба напряглись, вслушиваясь в происходящее снаружи. Оттуда донесся топот армейских сапог, отчетливо зазвучали голоса. Говоривших явно было двое.
– Он сказал, что ненадолго, товарищ генерал. Я его сейчас позову, – послышались сбивчивые объяснения охранника.
– Я ему покажу «ненадолго!» – грохотал голос.
Батяня тут же опознал Славина. Судя по крикам, генерал был не в духе. Батяня быстро принял серьезный вид, пристально всматриваясь вверх.
Буквально трясясь от негодования, Славин появился на краю ямы.
– Майор, да как ты посмел пить с пленным врагом? – заорал он.
Десантник отставил недопитый стакан и, посмотрев на внезапно появившееся начальство, тихо вздохнул:
– Эх, такую песню испортил.
Выпрямившись во весь свой рост, Батяня сказал:
– Товарищ генерал, во-первых, он – не враг... А во-вторых, есть соображения насчет Лачина.
– Да?
– Так точно.
Славин немного успокоился и произнес:
– Так, майор, живо наверх, и чтобы в последний раз я наблюдал такую самодеятельность.
– Держись, Давид, все будет хорошо, – Батяня, подмигнув Джабелия, схватил свой вещмешок и полез наверх.
Когда майор был уже снаружи, грузин услышал обрывки фраз:
– Ну что там у вас по Лачину? Докладывай... – Судя по голосу, генерал был весьма заинтересован.
Глава 39
Небо дышало слабым светом звезд, но в горах было неспокойно из-за сильного порывистого ветра. Горы здесь представляли собой нечто вроде колонн, красивых, но неуклюжих. Они стояли почти правильным рядом, иногда неожиданно обрываясь ущельем, а вдали исчезая за новыми высотами.
Далеко внизу сияли красные огни международного Тбилисского аэропорта. Это был современный комплекс, введенный в эксплуатацию два года назад. Жизнь тут не утихала ни на минуту, поэтому вполне привычными были, даже в ночное время, гул самолетных двигателей и стрекот лопастей вертолетов.
Из-за горного хребта резво вынырнул вертолет. В ночном небе его почти невозможно было разглядеть невооруженным глазом. Он сделал небольшой полукруг и почти сразу же скрылся, разродившись пятеркой белых парашютиков, которые быстро увеличивались, приближаясь к заранее выбранной для приземления лесной поляне. Десант группы Батяни проходил пока без неожиданностей. Девять пар ног в шнурованных ботинках крепко стали на землю, а вот десятый боец, прыгавший последним, потерпел неудачу – резким порывом ветра его понесло в сторону высоких елей. Послышался негромкий треск, глухой удар и сдавленный стон.
– Котов, ты как? – бойцы без лишнего шума подобрались к ели.
– Живой... – прохрипел тот.
– Режь стропы, – громким шепотом скомандовал Лавров, – и давай сюда.
Помешкав несколько минут, боец с глухим стоном сполз вниз.
– Плечо, – сдавленным голосом прошептал сержант.
– Вывихнул?
– Долбаный ветер. Здорово меня шмякнуло, – Котов сидел на земле и постанывал от боли.