— Да, прошло, — согласился он, — и теперь можно об этом говорить, когда миф уступил действительности. Я старше моих лет, медленно умираю от неизлечимой болезни; вы — замужняя женщина и мать многих детей.
Она подняла голову.
— Кто говорит, что вы умираете?
— Я это говорю, доктора это говорят, мое утомленное тело это говорит. Ничто не может быть обманчивее моей внешней силы, она так обманчива, как были вы, Аделаида.
Она сделала умоляющее движение рукою и более ничего.
— Зачем вы обманывали меня? — продолжал лорд Дэн. — Каждая мысль вашей жизни, как я узнал об этом после, была полна обмана ко мне. Это происходило от вашей всепоглощающей любви к Герберту. Вы все-таки не захотели выйти за него, и я этому не удивляюсь, так как считали его убийцей. Ваша любовь к нему умерла после той ночи?
— Разве любовь может умереть так быстро, как приходит? — возразила она. — Я не уверена, что любовь оставила меня, даже когда он воротился после десятилетнего отсутствия. Если я была вероломна в других вещах, то была, по крайней мере, верна в этом.
— Однако, несмотря на эту любовь, вы вышли за Джорджа Лестера!
— Что другое оставалось мне? Это казалось более сносной участью, чем быть изгнанной в Шотландию. Он был снисходительным мужем.
— Даже слишком, как я слышал, — возразил лорд Дэн, — снисходительнее, чем для детей бедной Катерины Бордильон.
Строгое, благородное лицо лорда Дэна наклонилось к ней, и лицо ее вспыхнуло яркой краской стыда. Если обращение ее с этими детьми никогда не терзало ее совести до сих пор, то теперь она почувствовала весь стыд и весь грех.
— Вы мне не расскажете, как вы спаслись? — сказала она, стараясь придать разговору другой оборот.
— И как я открыл вероломство, которое привело к этой катастрофе, — отвечал он, очевидно, не стараясь щадить ее. — Можете вы обратиться к вашим воспоминаниям того времени?
— Как будто они не всегда были передо мною в течение этих десяти лет!
— Я услыхал, что вы, Аделаида Эрроль, которую я так любил, обманывали меня; что в то время, как вы показывали ко мне привязанность, вашу любовь вы отдали Герберту Дэну. Я слышал, что вы имели привычку выбегать к нему на утесы по ночам. Я не верил этому рассказу и рассердился на того, кто мне это сообщил. Но когда я шел через развалины капеллы с полковником Монктоном, я нашел бант из розовых лент, украшенный в середине жемчугом. Я узнал тот бант, который был на вас накануне за обедом, и догадался, что вы выходили к Герберту Дэну вечером. В одно мгновение глаза мои открылись, и я решился подкараулить вас. Помните, как я неожиданно пришел к обеду, когда отец мой думал, что я обедаю на «Жемчужине»? Помните мою молчаливость? Я размышлял о моем несчастье целый день и не был расположен даже к обществу Монктона. По окончании обеда я пошел из замка к яхте проститься. Но прежде я прошел на утесы, а за мною шел человек с тюком мелких товаров на спине. Он снял этот тюк и докучал мне предложением что-нибудь купить. Я отказал довольно грубо, потому что не был расположен к кротости, и человек этот стал громко меня ругать. Я обещал ему, что если он не уйдет, я позову слуг из замка моего отца, чтобы отвести его в полицию; он поспешил уйти, а я пошел в развалины. Я дождался доказательств сообщенного мне рассказа, поджидая вас и Герберта Дэна.
Лорд Дэн замолчал и взглянул на леди Аделаиду, но из ее закрытых губ раздался только слабый стон вместо ответа.
—
— Он сделал это с умыслом? — спросила леди Аделаида, приподнимая на минуту свое расстроенное и растревоженное лицо.
— Нет, не думаю. В нашем гневе мы оба, кажется, не знали, что стоим так близко от края. Я упал без чувств, а он, без сомнения, убежал.
— Но как же вы спаслись? — спросила она. — Мичель, таможенный, оставил вас замертво, а прилив был близко.
— Я был спасен провидением, — благоговейно отвечал лорд Дэн. — Полковник Монктон, видя, что я не пришел на яхту, и желая проститься со мною, велел яхте лечь в дрейф. Когда она поравнялась с замком, сел в лодку и подъехал к тому самому месту, где я лежал, намереваясь отыскать меня дома. Заметьте, он не был знаком с берегом и принял эту узкую полосу за ту, которую я показывал ему утром и которая гораздо выше и шире этой; мы по ней сходили с утеса вместе. Он нашел меня без чувств, и вместо того, чтобы терять время на поиски замка, положил меня в лодку с помощью матроса и привез на яхту. Я пришел в себя. Монктон хотел повернуть к пристани, но я, раздраженный вероломством леди Аделаиды, предпочел отправиться с ним.