Присягнувшая Черепу

Одни бешено пробивались к месту катастрофы, снова и снова выкрикивая имена любимых; другие так же отчаянно проталкивались в обратную сторону, подальше от беды. Коссал держался так, словно шел один: легко преодолевал проломы, путь расчищал непринужденными и расчетливыми ударами под колено или по ребрам. Когда помеха ему особенно досаждала, он, не слушая воплей, скидывал человека за перила и преспокойно ступал на освободившееся место. Мы скрывались, растворялись в толпе прежде, чем кто-либо успевал осознать случившееся.

– Не притворяйся! – прищурилась на жреца Эла. – Тебе не меньше моего хотелось бы, чтобы она нашла любовь.

– Чего бы мне хотелось, – ответил Коссал, коротким ударом деревянной флейты сбивая с ног визжащую женщину и переступая через нее, – так это тихой комнатки и крепкой выпивки. От этого переполоха голова разболелась.

Эла, покачав головой, доверительно обратилась ко мне:

– Безнадежен. Он не признает романтики, хоть бы она стала шарить теплым пальчиком в его заднице. Но ты мне поверь… – она обвела рукой мою фигуру, словно представляла собравшимся, – по сравнению с твоими мешковатыми штанами так гораздо лучше.

– Без штанов, – покивала я. – Зато по уши в грязи.

Впрочем, никому не было дела до моего одеяния. В полумиле за нашими спинами погибали сотни людей. Погибали или уже погибли. В другое время все разинули бы рты при виде облепленной грязью женщины в подштанниках с пристегнутыми к плечам и бедрам ножнами, а сегодня я, не самая интересная из жертв катастрофы, являла собой разве что вставной номер в представлении.

– По мне, лучше грязной и без штанов, чем в мокрых, – ответила Эла. – В твоем прежнем наряде на тебя никто бы и не оглянулся.

– Я думала, что и не должна привлекать внимания.

– Ты Коссала меньше слушай, – поцокала Эла языком. – Да, он стар, но знает далеко не все.

Мимо нас протолкались трое в кольчугах и зеленых накидках-надоспешниках. Во все горло проклиная толпу, они спешили на север, к обломившемуся пролету. На бедре у каждого висел короткий меч, но мужчины не спешили их обнажать, прокладывая дорогу тяжелыми дубинками.

– Зеленые рубашки, – буркнула я. – Как всегда, опаздывают.

– Городская стража? – уточнила Эла, прищурившись.

Я кивнула.

– То-то я вижу, знакомая форма, – заметила она. – В прошлый раз, как была в этих местах, я двух таких отдала богу.

Еще с десяток потных бранящихся стражников двигались за передовыми: дорожные станции зеленых рубашек были расставлены на переправе через каждые десять миль, а патрули прохаживались по всей ее длине. Грозной силой их не назовешь: после аннурского вторжения двухсотлетней давности орден, почитай, выпотрошили, и все равно у меня при виде их поджались мышцы живота. Говорят, всякий ребенок однажды становится взрослым, но это не совсем так. Ребенок не исчезает совсем. Во мне жила прежняя девчонка, чумазая запрудная крыса, шарившая по самым вонючим протокам Домбанга и сжимавшаяся в комок при виде этих рослых мужчин – мужчин, которых я теперь умела на сто разных ладов отдать богу. И я невольно ускоряла шаг, отводила глаза, особенно остро ощущая перед ними свою наготу.

– Пожалуй, мне есть что им сказать, – произнесла Эла, поразмыслив. – Не хочу никого судить, но должен же кто-то время от времени проверять состояние переправы. Убеждаться, что она не провалится.

– Они и проверяют, – сказала я. – Проверкой опор занято целое отделение зеленых рубашек.

– Не сказать чтобы они хорошо справлялись, – оглянулся на нас Коссал.

– На всю длину у них людей не хватает.

– Много ли нужно, чтобы заметить подгнившее дерево?

– Тут не гниль, диверсия, – мотнула я головой.

– Диверсия? – подняла бровь Эла. – Восхитительно. Сгнившие сваи, по мне, скучноваты.

– А как тебе мятеж?

– Еще увлекательней, – пожала она плечами.

– Они все не унимаются? – хмуро спросил Коссал. – Сколько лет прошло с аннурского завоевания, двести?

– Чуть больше.

– Казалось бы, достаточно, чтобы местные мракобесы признали свое поражение.

Я взглянула ему в глаза:

– А тебе бы сколько времени понадобилось?

– На что?

– Чтобы отказаться от своего бога.

Он не отвел глаз:

– Я откажусь от Ананшаэля не раньше, чем живое перестанет умирать.

Ответить я не успела – гомон за нашими спинами прорезался криком. Мы уже выбрались из самой давки, и я, оглянувшись через плечо, увидела, что десяток зеленых рубашек завернули обратно и с угрюмыми лицами прочесывают взглядами толпу. Дубинки они сменили на мечи – дурная примета. Перед ними, тыча в меня пальцами, шагали мужчина и девушка, которым я помогла выбраться на обломки переправы, – друзья Бин и Во.

– Вот она! – в один голос выкрикнули они.

Так совпало, что их голоса разошлись точно на октаву, составив стройное музыкальное созвучие. Мужчина побежал ко мне.

– Вот убийца!

– Убийца… – покачала головой Эла. – Отвратительное слово.

– Надо было швырнуть их крокодилам заодно с дружками, – недовольно вздохнул Коссал.

– Я думала, они не заметят, – сказала я, чувствуя, как скрутило живот.