— Доктор. (Надо же, какое слово вы вспомнили! Интересно, как оно соотносится с вашей
— То есть вы — реально наглый и много о себе воображающий… Самец?!
— Примерно так. — Андрей решил, что в данном контексте слово «самец» — вовсе не оскорбление, — Да, я — как лев в прайде. Нужен для защиты стаи львиц и их детёнышей, и добычи пищи. Ну, и обеспечения нормальных условий жизни для них.
Доктор смотрела на него поверх маски на этот раз куда дольше. А вот помогавшая ей молчаливая медсестра — Дженифер, насколько расслышал Андрей, — почему-то за всё это время глаз на него не подняла. И вообще — выглядела очень напряжённой и скованной. Даже уронила на пол ножницы. Андрей вслух ничего не сказал, но на ус себе намотал.
— Вы — настоящий мужчина. Именно такими они у нас в учебниках и описаны.
Злобный. Самовлюблённый. Опасный. Не сомневающийся в своём праве командовать. Неудивительно, что вас уничтожили. И в наших законах чёрным по белому прописано, что ни один из зародившихся эмбрионов мальчиков не может быть оставлен в живых!
— Да, я в курсе. Не хотелось бы вас отвлекать бессмысленной дискуссией на абстрактно-философские темы, но — что вы по факту имеете в результате отсутствия мужчин? Какие преимущества и бонусы получил ваш чёртов «Социум»?
— Как — что? Как — какие? — руки доктора действительно, словно сами по себе, продолжили делать своё дело, вправляя, закрепляя, бинтуя и накладывая гипс, — Стабильное, справедливо устроенное, и всем обеспеченное Общество! Без войн и социальных катаклизмов!
— Обеспеченное, говорите? Это вы объясните тем, кто работает по третьему классу. Их дневной паёк составляют двести пятьдесят грамм хлеба и тарелочка супа. С парниковыми овощами. Плюс компот. И — жалкие тряпки или серые от частых стирок старые комбезы вместо достойной одежды. И таких из вашего миллиарда — восемьсот миллионов!
— А это — именно то, чего они достойны! — доктор снова начала заводиться, — Наше общество организовано чётко: каждый получает то, на сколько наработал! А если он ничего другого не умеет, кроме выполнения неквалифицированной и чёрной работы, типа — мыть тарелки, — значит, ничего больше и не заслуживает! И не получит!
— Вот-вот. И я — об этом. В моё время мужчины-инженеры старались сделать так, чтоб все черновые и грязные, тяжёлые и примитивные работы выполняли роботы и автоматы. А люди были от этой работы освобождены. А где у вас — роботы? Вот именно: сдохли. И автоматы работают — через один. А те, что поломаны, или устарели — не чинятся и не заменяются. А разбираются на запчасти. А почему?
Ваш Совет — принципиально против того, чтоб избавить людей от тяжёлой или грязной работы? Или как он там это объясняет?
— Нет. Он — не против того, чтоб избавить людей от тяжёлой и грязной работы. — на него взглянули, уж
— А я уж
— И — что?
— А то. Что мой вывод вас вряд ли обрадует. Вашим инженерам и техникам не хватает банальной инженерной смекалки. И квалификации. Про ремонт старых роботов не говорю. А про создание новых моделей или хотя бы — модификаций старых — сами знаете. Нет их. То есть — вы не разработали за эти пятьсот лет ни одного нового прибора или механизма! А просто слепо копируете, воссоздавая старые! То наследие, что осталось чуть ли не с моих времён! И именно поэтому, кстати, мне было так легко освоиться тут у вас — со всем так называемым техническим наследием. А я-то испугался было: ну как же — пятьсот лет развития техники и науки! «Не постичь!» Хе-хе… Чёрта с два вы их развили!
Вот я и делаю вывод, что вы, женщины, — просто не способны создать ничего нового. В техническом и научном плане. И если — а рано или поздно это неизбежно произойдёт! — сдохнут ваши холодильники и системы гомеостаза, где хранятся эмбрионы и сперма, и автоклавы, где вы доращиваете потомство, ваша цивилизация попросту… Исчезнет!
— Что за чушь! Ни разу ещё, за всё время их существования, этого не происходило, и вдруг — раз! — и вот так они прямо и испортятся!
— А почему — нет? Вы что — просто