Приснись

Телефон остается на тумбочке. Мне неловко от того, что я так заморочила Гоше голову своими снами, до которых ему нет никакого дела. Странные люди отталкивают… Я не считаю себя странной, но Гоше наверняка показалась таковой. Уже понятно: больше он не решится ко мне приблизиться, разве что по делу. Ну что ж. Излишняя откровенность сгубила не меня первую, недаром одна наша старая соседка наставляла свою внучку:

— Запомни, Ирка, муж не должен видеть выше коленочки. Не будет тайны, не будет и мужа…

Ирка, с которой мы учились в одной школе, я — на год младше, со смехом пересказывала мне «бабкины бредни», и мы хохотали от души. А теперь мне кажется, что ее бабушка не такую уж чушь несла… От Ирки уже второй муж недавно сбежал, о чем она гневно вопила на весь двор.

Правда, я за это время так и не вышла замуж. Да и не придется уже…

* * *

Сегодня я не собираюсь к моим старичкам. Когда утихнет дождь, заеду в магазин, чтобы купить самый большой пакет кошачьего корма, какой смогу унести, и подарю его приюту неподалеку от нашего дома. Мне не слишком часто удается подкармливать «хвостиков», как называют их волонтеры, потому что у нас разом сломались стиральная машинка и холодильник. Пришлось брать в кредит новые, что существенно сократило наш с папой бюджет…

Но кошкам нет дела до этого, они хотят есть каждый день. И не один раз.

— Ты еще здесь? — Нина заглядывает в мой кабинет и по-свойски усаживается в кресло.

Честно говоря, для меня оно узковато, я с трудом втискиваюсь между подлокотниками, поэтому всегда выбираю стул. Или диван — вот подходящее кресло для такой, как я.

Откинув голову, Нина закрывает глаза:

— Ничего себе дождина, да? Я из-за него на родительское собрание опоздаю. А надо быть — все-таки первое!

Она меня удивляет:

— Твоя машина ведь у школы!

— За школой, — уточняет Нина. — До парковки еще добежать надо. И потом плыть по брюхо в воде — такое себе удовольствие…

— Может, начало отложат? Все же в такой ситуации оказались.

— Вот и проверим училку на вменяемость.

— Мы сами — училки.

— Не, не сравнивай. В общеобразовательных совсем другого поля ягоды.

Я сдаюсь: ей лучше знать, у Нины пошла в школу уже вторая дочь. Обе такие же длинноногие и глазастые — мальчишки обречены!

Она вдруг выпрямляется в кресле:

— Слушай, я тут подумала… А не свести ли нам мою маму с твоим отцом? Оба одинокие, симпатичные.

— В каком смысле — свести? Они же не собаки…

— Ой, не цепляйся к словам! Ну, познакомить. Но с намеком!

— Папа не согласится.

— Значит, ему намекать не будем.

Я упрямо качаю головой:

— Не стоит.

— Да неужели?! Твоему отцу сколько лет? Пятьдесят пять? Молодой же мужик по нынешним меркам. Разве что моя мама ему староватой покажется… Но это выяснится при знакомстве. Так-то она у меня в полном ажуре — укольчики красоты, все что полагается.

— Я… Я не хочу лезть в его личную жизнь. Может, у него уже есть кто-то?

— Ну конечно!

— Раз он не говорит об этом, значит, не считает нужным афишировать.

— Да нет у него никого!

Нина заявляет это так уверенно, что мне становится обидно за папу: неужели он видится ей неспособным найти любовь самостоятельно?

Клевета, опровергнуть которую ты не в состоянии, точно липкая пленка, не дает вдохнуть, глушит звуки, затыкает рот. Нет, я вовсе не считаю его одиночество (если так и обстоят дела!) чем-то зазорным. Напротив, именно поэтому я всегда считала папу цельной натурой — кто еще способен четверть века хранить верность женщине, предавшей его? Он истинный стоик. Только кто может оценить это?

— Но ты можешь это изменить, — воркует Нина. — К тому же моя мама живет отдельно, он сможет переселиться к ней, и ты наконец устроишь свою личную жизнь.

Вот тут меня разбирает смех!

Нина смотрит с жалостливой терпеливостью, как на слабоумного ребенка, который веселится, когда впору плакать.

— То есть ты считаешь, что мой папа мешает мне завести любовника? — выдавливаю я, вытирая слезы.

— Ну, не только он…

— Только не он!

Она соглашается:

— В большей степени ты сама, конечно. Пора тебе понизить планку требований…

— Господи, да нет у меня никаких требований!

— Запомни, идеальных мужиков в мире просто нет.

Почему я до сих пор не замечала, что Нина — жуткая нудила?! Произносить прописные истины со столь значительным выражением дано не каждому… Еще утром я находила ее остроумной, очаровательной и при этом глубокой, а сейчас… Что происходит? Уж не Макс ли, законченный мизантроп, пустил во мне корни?

Милана, помнится, намекала: мне нужно относиться к миру в целом и каждому его обитателю в отдельности менее восторженно, и в этом, возможно, есть доля истины. Но это же не значит, что пора возненавидеть весь свет?!

— Мне пора, — испуганно бормочу я.

Еще десять минут наедине с Ниной, и я разгляжу в ней то, чего видеть не желаю. Бежать! Бежать…

— Ты куда?! Там же ливень!

Бегущая я — то еще зрелище. Бегущая я под дождем — просто готовая комедия. Где вы, киношники, почему не снимаете, как перепуганная слониха топает по лужам, а ветер насмешливо вырывает у нее зонт, который она комично старается удержать и вертится на месте, отыскивая нужное положение?