Пристанище пилигримов

– Ты о чём говоришь?! – Выкатила свои огромные чёрные глазища. – Она уже со стряпухами вовсю кувыркается. Демидовой такой куни отслюнявила – та аж сквиртанула на радостях. Так ты прикинь, прямо в гримёрке…

– Наша сучка! – с гордостью заявила Мария.

– Да она всех любит – и мужиков, и баб… И даже с этими козлаёбами оттягивается… Честная давалка… Безотказная, как японская праворукая тойота.

Как сказал Джонатан Свифт: «О появлении настоящего гения можно судить по сговору остолопов против него», – а я бы ещё добавил: подлецов, завистников и энергетических вампиров, которые мечтают присосаться к его фиолетовой ауре.

После таких откровений, я на цыпочках вышел из квартиры и аккуратно прикрыл за собой дверь. Мне нужно было проветриться, покурить и подумать. Я сел на лавочку, рядом поставил бутылку шампанского и достал пачку «LM».

Сперва возникло пьяное мстительное чувство – ударить кулаком по столу, размотать эту блядскую компанию, выкинуть их из квартиры и забрать Ленку домой. Но потом я успокоился, отдышался и пришло разумное понимание вещей, – «Ну допустим, – рассуждал я, – Мансурова вернётся в Тагил, вернётся на свою прежнюю работу во дворец культуры металлургов. И что? Каждый вечер она будет сидеть на кухне с бокалом вина, дымить в форточку и жаловаться на жизнь, а мне опять придётся врать, оправдываться, встречаться урывками с любовницей, постоянно смотреть на часы, прислушиваться к шагам, вздрагивать от каждой остановки лифта на моём этаже, от каждого хлопка общей двери, и, затаив дыхание, ждать, что вот сейчас в замочную скважину войдёт ключ, как шило под ребро. А потом заметать следы, собирать по квартире тёмные длинные волосы, менять постельное бельё, отмывать бокалы от этих ядовито-красных маркеров измены».

– Что, собственно говоря, произошло? – спросил я у самого себя в слух.

Так бывает, когда у меня случается дилемма или какой-нибудь форс-мажор. Я словно ищу моральную поддержку у того, кто стоит за моей спиной, и он, как правило, отвечает мне – моим же голосом:

– Ничего страшного, и самое главное – ничего нового. Ты просто в очередной раз пытаешься уйти от житейских проблем. Ты не любишь их решать. Ты не любишь что-то менять. Упаси Господи. Это твоё характерное малодушие. Страусиный синдром, как я его называю.

– И что ты предлагаешь? – спросил я своего невидимого оппонента. – Нарушить это хрупкое равновесие? Лишиться привилегий? В конце концов – денег?

– Оно уже нарушено. Иногда человеку приходится выбирать…

– Ты знаешь, что для таких, как я, выбор страшнее, чем полное отсутствие вариантов.

– Ты ещё справку покажи.

– Я не могу всё вернуть назад. Я уже не тот лихой пацанчик в кожаной кепочке, а она уже не та милая девочка в розовом берете.

– Послушай, дружок, не надо мудрить. Ты просто ответь на вопрос…

– Да всё я знаю!

– Ты любишь её?

– Да!

– Ты сам ответил… Так вот, если ты настоящий мужик, ты просто обязан…

– А в противном случае?

– Ты сделаешь вид, что ничего не было.

– Я подумаю. Тут не надо с кондачка решать.

После столь неожиданной кульминации вечера я сделал для себя вывод: не пытайся узнать, что о тебе думают окружающие, если они даже улыбаются при встрече и ласково спрашивают – как дела? И уж тем более не надо знать, что о тебе думают близкие люди или твоя жена: при любом раскладе тебе это не понравится.

Женщины любят обсуждать свои отношения с мужчинами, особенно проблемные отношения, и многие высказывания этих так называемых подруг являлись отголоском тех претензий, которые в мой адрес имела жена. Я совершенно уверен в том, что она перемывала мне косточки вместе с Шагаловой. В противном случае откуда Галина знает про восьмое марта, ведь я действительно приехал с пустыми руками? Мне она ничего не сказала, но зато пожаловалась своей товарке. Вот откуда несёт тухлятиной.

Как ни в чём не бывало я вернулся в квартиру и увидел практически засыпающую компанию. Ленка посмотрела на меня мутными глазами и широко зевнула…

– Ну, муженёк, тебя только за смертью посылать, – сказала она хриплым голосом и слегка кашлянула.

Галина смотрела на меня удивлённым взглядом, а у Краевой был такой вид, словно она еле-еле сдерживает смех. Ольга Кустинская уже спала, развалившись в стареньком кресле у окна.

Я поставил бутылку на стол и молча ушёл в другую комнату. Я уже не мог смотреть на эти свиные рыла, и даже пьяная Мансурова вызывала у меня отвращение. В квартире стоял тяжёлый дух: во-первых, было страшно накурено, во-вторых, шампанское всегда даёт отвратительную отрыжку и чудовищный выхлоп, а в-третьих, люди просто воняют сами по себе, поэтому я не люблю даже самые минимальные скопления людей, – как у всех неврастеников, у меня очень тонкое восприятие. А может, я на самом деле мизантроп, как говорит Ленка?