Пристанище пилигримов

С детства она не видела ласки, потому что её предки были холоднокровными рептилоидами. Такие человеческие качества, как сострадание, великодушие, бескорыстие, самопожертвование, находились за пределами её видовой аутентичности. Она была совершенно уверена, что добрыми бывают только слабаки, а честными бывают только идиоты. Понятие компромисс ей было незнакомо. Ругательное «стерва» она воспринимала как высшую похвалу. К тому же она была чертовски меркантильна, но, в отличие от моей жены, не умела зарабатывать деньги и была неисправимой лентяйкой, поэтому я совершенно не понимал, зачем она тратит время на меня, если могла бы стричь каких-нибудь «баранов».

У меня, конечно, были свои предположения на этот счёт, но все они были оторваны от реальности и опирались лишь на моё безграничное самолюбие. «Она очарована моей харизмой. Она – без ума от моего чувства юмора. Она по достоинству оценила мой поэтический талант. А если к этому прибавить мою внешность, то какая женщина устоит», – тешил я своё чрезмерное самолюбие, но чувствовал всеми фибрами души, что эта маленькая гадина меня не любит, и тогда вновь и вновь возникал вопрос, отправляющий меня в бесконечное путешествие по замкнутому кругу: «Почему она со мной? Зачем ей нужен такой неудачник?» Я пойму её только после того, как шлёпнусь с высоты моего самомнения на землю.

Мы расставались после каждого рандеву.

– Нет, – сказала она, сидя на краю дивана и натягивая колготки, – с этим пора кончать. Меня такие отношения не устраивают. Что я девочка по вызову, которая отдаётся за чашку кофе и comeback на такси? Я чертовски хороша! Я знаю себе цену!

Она встала на кончики пальцев и сделала плие – во мне опять что-то зашевелилось. У неё была классическая балетная фигура: прямые плечи, жилистые руки, рельефные ноги в чёрных колготках, упругие ягодицы, тонкая гибкая талия, тёмная копна волос и чеканный профиль, – всё в ней напоминало великую русскую балерину Майю Плисецкую.

– Ну тогда озвучь её, – ответил я, лениво почёсывая кубики пресса. – Я буду хотя бы знать, к чему стремиться. Поставлю перед собой цель, возьму повышенные обязательства, расхуячу свинью-копилку.

Она сделала презрительную физиономию, застёгивая на спине белый лифчик.

– Не смеши меня. Такие, как ты, умеют только болтать.

– Ну-у-у, это тоже искусство, – сказал я, широко зевая. – Попалась мушка в паутинку болтуна?

– Согласна. Ты дал мне хороший урок, но я сделала оргвыводы и буду искать отныне надёжного молчуна.

– Бабы любят ушами.

– Умные женщины при этом фильтруют базар.

– Где ты видела умных женщин? Лично я не встречал.

Она снисходительно улыбнулась, натягивая узкую юбку на бёдра. Она всегда одевалась очень медленно.

– Смотрю я на тебя, Эдуард, и не могу понять, с чего у тебя столько апломба… В чём ты преуспел? Чего ты добился? Ты находишься в возрасте Христа, но тебе совершенно нечем похвастаться. Я внимательно за тобой наблюдала, внимательно тебя слушала, все твои бредни, все твои байки, но я не услышала в этой болтовне даже крупицы зрелого ума. Сплошная бравада. Позёрство на фоне глубоких комплексов и неуверенности в себе. Патологическая форма эгоцентризма. Тридцатилетний инфант, избалованный женщинами и провидением. Тебе всё в этой жизни даётся слишком легко.

– А ты, случайно, ни психолог? Я уже где-то слышал подобную канитель.

– Нет. Я будущий педагог.

– Ну-у-у, ла-а-а-а-дно, поучи меня, а я слегка покемарю, – сказал я, уютно устраиваясь на подушках.

В тот момент она находилась в самом боевом, приподнятом настроении, – так всегда было после секса, – а я чувствовал себя загнанной лошадью. Она активно жестикулировала, строила уморительные физиономии, и ледяные глаза её в лучах настольной лампы искрились, словно припорошенные инеем. Смуглое лицо её покрылось лиловыми пятнами и мелким бисером, как будто она начинала разогреваться изнутри. Волосы её были взъерошены, в колтунах, поскольку я два часа таскал её по всем диванам и коврам.

– Ты хитрый. Ты всегда идёшь по пути меньшего сопротивления. А если где-то потребуются твои кулаки, твои жилы, ты обойдешь это место стороной. Ты не полезешь в драку.

– Интересно. Продолжайте, доктор, – сладко промурлыкал я, глядя на неё прищуренными глазами.

– Малодушие – это твоя самая великая тайна, которую ты скрываешь от всех. Ты можешь кому-нибудь дать в рыло, побарагозить, поорать, но ты всегда пасуешь перед житейскими трудностями. Ты типичный страус, который прячет голову в песок. Ты больше всего боишься ответственности, поэтому всегда переводишь стрелки на других.

– И это абсолютная правда. Молодец, девчонка! Не боишься рубить правду-матку?

– У тебя есть хоть какая-то цель в жизни? – спросила Таня, протыкая меня насквозь укоризненным взглядом. – Ну хотя бы купить машину или дачу, или новую квартиру…

– Нет. Я ни в чём не нуждаюсь. У меня есть всё, и я живу в полной гармонии с природой и с самим собой.

– Не пизди! – возмущённо воскликнула Таня.