Пристанище пилигримов

Сорвав бутылочную пробку, я приложился из горла — раскалённым обручем стянуло гортань… Меня чудом не вырвало. Я пошатнулся и закрыл глаза — на внутренней поверхности век вспыхнуло алое зарево. Палёная водка оказалась отвратительной, но меня совершенно раскудрявило с одного глотка. По городу ходили слухи, что барыги технический спирт бодяжат димедролом. Теперь я могу в это поверить.

Я выдохнул и открыл глаза. Проходящая мимо бабулька, словно от боли, сморщила жёлтое шагреневое лицо с маленькими чёрными глазками, глубоко посаженными в череп, и сказала с лёгким татарским акцентом:

— Сынок, ты бы закусывал… Возьми, ради Бога.

Она полезла в полиэтиленовый пакет с логотипом «МММ», вытащила оттуда маленький сморщенный пирожок и протянула его мне.

— Бабушка… — собрался я было возмутиться, но продолжать не стал; увидев её скорбное лицо и необычайно добрые глаза, я протянул руку, взял у неё пирожок и тут же его откусил — внутри оказалась картофельная начинка.

— Спасибо, бабушка. Спасибо от всего сердца.

— На здоровье, сынок. Не пей много — жизнь итак короткая, — сказала она, распустив лучики морщинок вокруг глаз.

— До свидания. Всего Вам хорошего.

Водка и доброе отношение случайной прохожей сняли брутальную тяжесть с моей души. Тихое блаженство потекло в моих жилах, словно кровь превратилась в мёд. Я тихонько брёл вдоль обшарпанных стен, исписанных тусклыми, поблёкшими на солнце граффити. Я брёл, шаркая подошвами и запинаясь о рельефные неровности асфальта, и всё глубже погружался в свои воспоминания, которые накрепко связывали меня с этим районом, с этой колыбелью тагильского андеграунда и криминала, с теми кого любил, с теми кого ненавидел… За каждым углом, за каждым деревом, за каждой стеной, за каждым забором здесь опочила моя шальная молодость. Как я уеду отсюда в какое-то незнакомое место со сказочным названием «Югра»? Как я смогу оторваться от своих корней? Тело-то смогу оторвать, а вот душу — навряд ли.

Это началось 15 мая и продолжалось несколько месяцев… Я пил практически каждый день и пил до тех пор, пока сама жизнь не поставила передо мной ультиматум. Всё это время я понимал, что теряю семью, теряю работу, теряю уважение окружающих, но ничего не мог с собой поделать: в меня как будто вселился упрямый Незнайка, который всё делал наперекор здравому смыслу. Я сжигал мосты и все эти чёртовы воспоминания, а как известно, алкоголь — это лучший отбеливатель памяти. Я очень хотел улететь на юг, я очень хотел сохранить то, что у нас ещё осталось, но в какой-то момент я почувствовал: чем сильнее я дёргаюсь, тем крепче затягивается петля на моей шее. Мне казалось, что меня обложили со всех сторон, и ко всему ещё в конце мая я совершаю роковую ошибку, которая имела далеко идущие последствия.

5.

Показное равнодушие — это был её метод: не проявлять никаких чувств, никакого интереса ко мне, ни о чем не спрашивать и ничего не рассказывать о себе, — в этом смысле она была настоящий кремень. Даже спустя полгода после знакомства я ничего про неё не знал, кроме того что она танцует в ночном клубе «Аполлон-13». Кто её друзья и подруги? Кто её родители? Где она учится? Что читает? Какую слушает музыку? Какие смотрит фильмы?

Я ничего не знал и, честно говоря, ничего не хотел знать. Я бы, наверно, заткнул уши и попросил бы её заткнуться, если бы она начала мне что-нибудь про себя рассказывать. Меня пугала перспектива серьёзных отношений, поэтому я постоянно валял дурака и корчил из себя полнейшего маргинала, хотя по большому счёту так оно и было. Она великодушно принимала меня таким, какой я есть, но это продолжалось до определённого момента…

Она проявляла себя только в постели, но каждый раз происходило что-то неимоверное. Я не мог понять, как она это делает, и до сих пор этого не понимаю. Как эта маленькая девочка с помощью своего тела и разума создавала такое чудовищное притяжение? Она не владела приёмами японских гейш и терпеть не могла порнографию. В техническом плане она была неумехой и считала, что извращения обесценивают секс, который, на самом деле, является великим даром богов. Она не кидалась во все тяжкие, как это делают многие девицы, когда хотят угодить парню, — она просто занималась любовью, вкладывая в каждое движение и в каждое слово столько глубочайшего смысла и столько своей энергии, что это всё превращалось в некое шаманство на грани безумия, после которого даже окна покрывались туманом и соседи выходили покурить на балкон.

Если бы она была проституткой, то имела бы постоянных клиентов, которые возвращались бы к ней вновь и вновь, но она была застенчивой вакханкой и оставляла в тайниках гораздо больше, чем отдавала, — она была самой настоящей скупердяйкой в любви.