Пристав Дерябин

А Дерябин, пряча медальон и застегивая пуговицы тужурки, все глядел на него недоумевающим, почти испуганным и жестким взглядом больших близоруких белесых глаз, и так неловко стало Кашневу, что он поднялся даже, стал близко к Дерябину, протянул ему руку и сказал запинаясь:

- Вижу, что обидел, очень обидел... Извини, голубчик! - и пожал крепко прочную руку Дерябина, поданную медленно, сдержанно и молчаливо.

А в это время в напряженной неловкой тишине комнаты вдруг резко и картаво неприлично выругался попугай.

V

- Митя, а ты против рожна прал? - спросил пристав, когда успокоился, выпил хинной водки и закусил заливным из судака. - Не понял, о чем говорю, или понял? - добавил он, заметив, что глаза у Кашнева далекие.

Но Кашнев понял.

- Случалось иногда, прал, - ответил он улыбнувшись.

- Но... не очень? До большого у тебя, видно, не доходило, нет?.. Иначе мы не имели бы удовольствия сидеть за одним столом... так? - прищурился пристав.

- До большого? Да нет.

- Не рисковал шкурой так, чтобы за други живот! Хвалю. Незачем. Прокурором со временем будешь... Россия - полицейское государство, если ты хочешь знать... А пристав - это позвоночный столб, - факт! Его только вынь, попробуй, - сразу кисель!.. Милый мо-ой! Что тебя красавчиком мать родила в этом заслуги особой нет! Ты вот из урода процвети, тогда я к тебе приду и свечку тебе поставлю... А то полиция. Полиция работает, ночей не спит, только от полиции и порядок. Ты его в красный угол на почетное место, полицейского, а у нас он в том углу, где ночные горшки ставят... Ты вот у меня в гостях почему? Потому что ты не в гостях, а в наряде... а без этой оказии погнушаешься и не зайдешь - факт!

- Отчего не зайду? - спросил Кашнев потому только, что Дерябин смотрел на него в упор и ждал именно этого.

- А ты собственно зачем же зайдешь? - Дерябин не улыбнулся, когда добавил: - Если бумажник украдут, пожалуй, зайдешь... заявить.

- Нет, отчего же, именно в гости и зайду, - серьезно ответил Кашнев.

- Зачем же? Говорить тебе со мною... о чем? А угощение это не мое, мне ничего не стоит, - даром дано. Сказал - пришлите кулек, - прислали кулек. Сто зубов против них имею, и они это отлично знают! А вот почему они так не делают, чтобы я к ним ни одного зуба? Невыгодно. Подлец на подлеце! Мошенник на мошеннике... Не полиция - подлец, народ - подлец! Факт!.. Мне сослуживец мой, мой помощник, старше меня и чином и годами, старик, и души большой, из исправников сместили за слабость... иногда говорит мне: "Ваня! От тебя в десяти шагах стоять, - и то жарко: до того ты горяч". А я потому для него и горяч, что сам он - зубами ляскает. Так человека запугали, что теперь с перепугу только и делает, что водку цедит. Держу, черт его дери, а пользы от него, - почеши затылок! Заберется с ногами куда-нибудь в поганый трактир и сидит, как пуля в дубу... Прямо как влюбленная баба стал: что ни начнет делать, двадцать раз прибежит спросить, так он сделал или не так сделал... Пошлешь его в ярок на пчельник, да сам сделаешь... И ведь случаев всяких их тьма темная, а нужно всегда что? Нужно сразу и точно знать, что тебе сделать, сразу и точно... и всегда. И колебаний никаких, ни боже мой, потому что власть!.. Понял? Что? Плохо я говорю? Не то?

- Хорошо говоришь, - сказал Кашнев.

- То-то... Как же он смел мне сказать: палач?

И, говоря это, Дерябин вскочил вдруг и закричал, поводя налитыми кровью глазами (глаза были влажные, и показалось Кашневу, точно красные слезы в них стояли).

- Да он знает, что такое палач! Ах, корноухий! Самое подлое слово, какое в человеческом языке есть, - каналья он!.. Ведь я по нем, по его дверям залп мог бы дать, а я на рожон полез, сам полез, чтобы он жив был, стало быть, я не палач!.. Я!.. Я когда становым был, - мужицкие самовары за недоимки продавал, - да, продавал - овец, коров, самовары... Я с мошенников взятки беру - да, беру взятки - с воров, с мошенников!.. Да ведь всех воров и мошенников судить, - их у нас не пересудишь: вор на воре, мошенник на мошеннике... Все - воры! Всякий - вор! Честным у нас еще никто не умер, чуда такого не было. Факт!.. Ты - честный? Ты пока еще так себе, молочко... Еще не жил; поживи-ка, - украдешь. За час до смерти, если случая не было, последнюю портянку у денщика украдешь, - так и знай! Так с портянкой в головах и помрешь, - факт, я вам говорю!

Засмеялся Кашнев. Смотрел на ярого пристава с дрожащими губами и раздувшимся носом и не мог удержаться, смеялся по-детски.

- Ты... что? - тихо спросил Дерябин.

Но Кашнев смеялся, как смеются школьники, когда им запретил уже это учитель: отвернулся как-то набок и фыркнул.

- Нет, ты что? Ты пьян? - сказал недоуменно Дерябин.