— Еще какой. Прости меня, — вдруг серьезнеет, хватаясь за мое шутливое оскорбление. — Я бы нашел способ уничтожить проблему, если бы не был ею сам. Пожалуйста, прости меня, — когда он произносит это, выглядит не очень. Честно. Маска беззаботности с лица спадает и становится очевидно, что события последних дней спесь с парня сбили. Если раньше он делал вид, что не особо страдает, сейчас я вижу, что скучает по-настоящему. А еще он начинает творить непозволительное: при всех берет меня за руку, заглядывает в глаза. Он гладко выбрит, но я вижу щетину, которая уже успела проявиться после утреннего бритья. Он так близко, что я могу рассмотреть каждую черточку, каждый волосок.
— Егор… нас заметят.
— И что? Хочешь, я всем объявлю, что…
— Егор! — в ужасе закрываю ему рот ладонью, он ее тут же целует, отдергиваю. Кажется, он спятил! — Ты ж не пьяный, прекрати.
— Давай откатимся назад? На сколько угодно шагов, как скажешь. Просто переписки… просто будем друзьями. Абсолютно пристойное поведение, как раньше. Скажи, где можно трогать — буду только там. Ладони? Окей, договорились. Ни одного лишнего жеста не будет, обещаю.
— Перестань, не время и не место.
— Мне понравилось, — он перебивает меня, смотрит в упор. — Давай начнем сначала. Вероника, я скучаю, — он спешит, понимая, что я могу отвернуться и уйти в любую секунду. — Я не знаю, что мне еще тебе сказать, как объяснить то, что чувствую. Меня никто никогда не любил раньше, мне понравилось, — он все время повторяет, что «ему понравилось», — я чудовище, знаю, что хорошего маловато будет, и язык у меня поганый, и поступки неадекватные, но… пожалуйста, хотя бы один шанс, — на нас уже поглядывают, благо большинство гостей фотографируется на улице, в том числе родители Санни. — Помнишь, ты спрашивала про героя в «Божьем Ягненочке»? Про его бесплодие и про то, откуда я так хорошо знаю эту тему. Я тебе лгал…
— Стоп, — поднимаю ладонь вверх. — Егор, ты не понимаешь. Мне больше не нужны твои секреты, я не знаю, что с ними делать. Я ничего не хочу с ними делать, — тем же тоном, что увольняла бухгалтера. Он тушуется. Знаю, что одним словом может довести меня до истерики при желании, он сильный, намного меня сильнее, но раз не делает этого — значит, не хочет. Его глаза бегают, он подбирает слова, волнуется. Я никогда не видела его таким раньше. Мне кажется, в вечер нашего знакомства он был меньше растерян.
— Прости, я не планировал сегодня. Увидел тебя, ты улыбнулась, и… меня понесло, — смиряется.
Он сжимает мои ладони, тянется и целует в лоб, но несмотря на выбранное место касания губ, целомудреннее не придумаешь, поцелуй выходит нежным и чувственным. Горячие губы, жар дыхания. Аромат его туалетной воды, на который моментально реагирует мое тело. Знакомый, родной, надежный. Сердце сжимается.
Возьми и унеси меня отсюда домой.
Если ты это сделаешь, я буду кричать изо всех сил, звать на помощь и отбиваться так, будто дело жизни и смерти.
У меня волоски дыбом встают на затылке от этого поцелуя. Егор мне шепчет:
— Умираю без тебя, смотрю на твои окна и скучаю. Вернись, пожалуйста, я все сделаю. Все сделаю.
Он — писатель, красиво сочинять — его работа.
— Егор, если ты будешь меня преследовать, я перестану ходить на мероприятия, на которых ты можешь появиться.
— Но ты сделаешь уступку? Хотя бы разбань мой номер. Давай просто переписываться? Я приеду в понедельник к тебе на работу, привезу кофе и булочки, можно? Я совсем один среди проблем. Обещаю, не буду ими делиться, просто разговаривай со мной.
— У меня свидание, — говорю ему, закрыв глаза. Понимаю, что еще секунда — и я обниму его и буду шептать, что все образуется.
Он замирает. Кожей ощущаю перемену настроения, оттого зажмуриваюсь. Чертов ревнивый кретин! Ну давай! Перерождайся в того Егора, с которым недавно познакомил меня! Которого так долго прятал и который появляется только перед теми, кого ты любишь! Ксюша в чем-то права, твоя ревность — убийственна. Я могу простить тебе ту обиду, и мама меня поймет, я уверена, только вот… как я могу быть уверена, что в следующий раз ты не сделаешь еще больнее? Где гарантии, что ты не уничтожишь меня во время очередной вспышки? Спорю, папа до сих пор в шоке от упоминания подушки и коленок его дочери. Да, отец у меня ужасный, но ведь… зачем было так?
От Егора вновь веет холодом и неуютом, я распахиваю глаза, практически ожидая физического удара.
— С кем? — спрашивает хрипло. Смотрит во все глаза, лицо непроницаемо.
— Ты его не знаешь, — отвечаю стойко. Сердце колотится где-то в горле.
— Зачем?
— Скучно.
— Ясно.
— Могу я идти?
— Если нужна будет помощь… или что-то понадобится…Хоть что… Я готов.
— Да, я помню, нужно звонить тебе.