— Простите, но у меня не осталось чувств для Харри Мака, даже сострадания. Харри Мака я оставляю за рамками своих размышлений.
— Но я не могу оставить его за рамками моих.
— Конечно, не можете, это ваша работа. Послушайте, я не знаю ничего, что могло бы вам помочь раскрыть убийство. Если у Пола были враги, мне они неизвестны. Я рассказала вам о нас с ним. Вы и так все это знали. Но втягиваться дальше я не собираюсь и не желаю оказаться в конце концов на свидетельском месте, а также чтобы меня фотографировали по дороге в суд и снимки печатали на обложке под заголовком: «Малышка Пола Бероуна на стороне».
Она встала. Это был для них знак, что пора уходить. Когда они дошли до двери, она сказала:
— Я хочу уехать, недели на две. У меня масса неиспользованных отпускных дней. Если журналисты разнюхают обо мне, не желаю находиться здесь, когда это случится. Я этого не вынесу. Я уеду из Лондона, вообще из Англии. И вы меня не остановите.
— Не остановим, — согласился Дэлглиш. — Но мы будем здесь, когда вы вернетесь.
— А если я не вернусь? — В ее голосе слышалось усталое смирение перед неизбежным поражением. Как она сможет жить за границей, будучи столь зависимой от своей работы, от жалованья? Эта квартира, быть может, и утратила для нее свой смысл, но Лондон все равно оставался ее домом, и работа значила для нее больше, чем просто деньги. Молодая женщина не стала бы начальницей, если бы не была умна, трудолюбива и амбициозна. Но Дэлглиш ответил на ее вопрос так, словно принял его всерьез:
— Тогда я вынужден буду приехать к вам.
Уже в машине, пристегивая ремень безопасности, он сказал:
— Интересно, смогли бы вы добиться большего, если бы беседовали с ней наедине? Может быть, она говорила бы свободнее, если бы меня там не было.
— Вероятно, сэр, — не стала спорить Кейт, — но только в том случае, если бы я пообещала сохранить в тайне все, что она мне скажет, а как я могла это сделать?
Массингем, мысленно усмехнулся Дэлглиш, пообещал бы не выдавать ее секретов, а потом без малейших угрызений совести все бы рассказал. В этом заключалось одно из различий между ним и Кейт.
— Да, — сказал он, — вы этого никак не могли бы сделать.
4
Вернувшись в Скотленд-Ярд, Кейт бросилась в кабинет Массингема и нашла его там в одиночестве, зарывшимся в бумагах. Ей доставило удовольствие прервать его добросовестное, но лишенное энтузиазма изучение протоколов поквартирного обхода страстным отчетом о только что проведенной беседе. Она с трудом сдерживала гнев на обратном пути в Ярд, и теперь ей не терпелось с кем-нибудь схлестнуться, желательно с мужчиной.
— Этот человек — дерьмо! — выпалила она.
— Ну, не знаю. Может, ты немного преувеличиваешь?
— История стара как мир: он наслаждается успехом — она упрятана в эдакое викторианское «любовное гнездышко», чтобы удовлетворять его желания, когда у него выдастся редкий момент, который он соблаговолит потратить на нее. Можно подумать, что мы опять в девятнадцатом веке.
— Но мы не в нем. Это ее выбор. Брось, Кейт! У нее хорошая работа, собственная квартира, приличное жалованье, перспектива карьерного роста и пенсия в конце жизни. Она могла выгнать его в любой момент, стоило лишь захотеть. Он не держал ее силой.
— Физически — может быть.
— Только не начинай старую песню на новый лад: «Мужчине достается удовольствие, а девушке — позор». Во всяком случае, новейшая история свидетельствует против тебя. Ничто не мешало ей порвать с ним. Она могла предъявить ему ультиматум: «Тебе придется выбрать: либо она — либо я».
— Заранее зная, каким будет его выбор?
— Ну да, риск есть. Но ей ведь могло и повезти. У нас все же действительно не девятнадцатый век, и он не Парнелл. Развод не испортил бы ему карьеру, во всяком случае, не сильно и не надолго.
— Но и не помог бы ей.
— Ладно. Возьмем, к примеру, твоего парня, кто он там у тебя? Если бы тебе пришлось выбирать между ним и твоей работой, неужели тебе было бы так уж легко? В следующий раз, когда захочешь кого-то осудить, спроси-ка себя, что бы ты сама предпочла.
Вопрос смутил ее. Вероятно, Массингем то ли знал, то ли догадывался об Алане. Работая в Департаменте уголовного розыска, секрет не сохранишь, а скрытность относительно личной жизни только разжигает любопытство. Но она не ожидала такой проницательности и такой откровенности с его стороны и не была уверена, что ей это нравится.
— Все равно это не заставит меня его уважать.
— А мы не обязаны его уважать. Нас никто не просит уважать его, любить или восхищаться его политическими убеждениями, его галстуками или вкусом по части женщин. Наша работа состоит в том, чтобы поймать его убийцу.