Пристрастие к смерти

— Я уже несколько лет ищу ее. Ну, теперь у меня полное собрание Анджелы Брейзил периода до 1930 года. Конрад, дорогой, посмотри, что принес Адам.

— Очень благовоспитанно с вашей стороны, мой мальчик. А вот и чай.

Пожилая служанка принесла поднос и поставила его перед Нелли Акройд с почти ритуальной серьезностью. Чай был крепким. На тарелках лежали тонкие ломтики хлеба без корки, намазанные маслом, сандвичи с огурцом, домашние булочки с кремом и джемом, фруктовый пирог. Это снова напомнило Дэлглишу детство и традиционные чаепития в отцовском доме. Священнослужители и церковные активисты, сидя в обшарпанной, но уютной гостиной матери, балансируя, держали в руках широкие чашки, а он, отлично вышколенный, обносил гостей закусками. Как странно, что вид цветной тарелки с тонко нарезанным хлебом все еще способен пробудить мимолетную, но острую боль воспоминаний и ностальгию. Наблюдая, как Нелли аккуратно раскладывает приборы, он догадался, что вся их жизнь состоит из ежедневных маленьких ритуалов: ранний утренний чай, какао или молоко перед сном, аккуратно отогнутый угол одеяла, выложенная поверх него ночная рубашка или пижама. Сейчас было пятнадцать минут шестого, осенний день скоро начнет угасать, перетекая в вечер, и эта скромная, очень английская чайная церемония призвана утишить дневные бури. Порядок, рутина, привычка, навязанные беспорядочному миру. Дэлглиш не был уверен, что ему понравилось бы так жить, но в качестве гостя находил ритуал успокоительным и не испытывал никакого презрения. В конце концов, и у него были свои ухищрения, чтобы удерживать реальность в берегах.

— Эта статья в «Ревю»… Надеюсь, вы не собираетесь превратить газету в новый журнал сплетен?

— Отнюдь, мой мальчик. Но публике нравится время от времени прочесть что-нибудь пикантное. Я подумываю и вас включить в нашу новую колонку «О чем бы поговорить». Несовместимые люди ужинают вместе. Например, поэт-детектив Адам Дэлглиш и Корделия Грей — в «Мон плезир».

— Должно быть, у ваших читателей очень скучная жизнь, если их способно взволновать то, что молодая женщина и ваш покорный слуга чинно едят в ресторане утку с апельсинами.

— Красивая молодая женщина и мужчина, который более чем на двадцать лет старше ее, — это нашим читателям всегда интересно. Сулит надежду. А вы прекрасно выглядите, Адам. Новое приключение вам явно на пользу. Ладно, ладно, я имел в виду вашу работу. Вы ведь теперь начальник подразделения по расследованию особо деликатных преступлений?

— Такого не существует.

— Ну, это я просто так его назвал. В столичной полиции он, наверное, официально называется СИ-3А или как-нибудь столь же уныло. Но мы о нем знаем. Если премьер-министр и лидер социал-демократов, планируя во время тайного совместного ужина коалицию, получают дозу мышьяка, а кардинал архиепископ Вестминстерский и его светлость архиепископ Кентерберийский замечены на цыпочках покидающими место преступления, то мы вовсе не желаем, чтобы местные сыщики марали ковры своими грязными подошвами двенадцатого размера. Разве не в этом состоит идея?

— Очаровательный, хотя и маловероятный сценарий. Как насчет редактора литературного обозрения, найденного забитым до смерти, и старшего детектива, замеченного покидающим на цыпочках место преступления? Ваша статья о Поле Бероуне, Конрад… Что ее спровоцировало?

— Анонимное послание. И нечего напускать на себя страдальчески-презрительный вид. Всем известно, что ваши люди сидят в пабах и у самых омерзительных бывших заключенных покупают за деньги налогоплательщиков информацию, большая часть которой, без сомнения, имеет весьма сомнительную достоверность. Об этих субчиках я знаю все. А мне за эту информацию даже платить не пришлось. Она поступила по почте, даром.

— Кто еще ее получил, вам известно?

— Ее направили в три ежедневных издания, репортерам светской хроники. Но там решили подождать, посмотреть, как станут развиваться события, прежде чем пускать ее в дело.

— Очень осмотрительно. Вы ее, конечно, проверили?

— Естественно, я ее проверил. Точнее, Уинифред проверила.

Уинифред Форсайт номинально числилась помощницей Акройда, но трудно было назвать род связанной с газетой работы, коей она не могла бы выполнить, к тому же ходили слухи, будто именно финансовая сметка Уинифред позволяла держать издание на плаву. Ее внешность, одежда и голос викторианской гувернантки создавали устрашающий образ дамы, которая независимо ни от чего привыкла получать то, что ей требовалось. Быть может, из какого-то атавистического страха перед матриархатом мало кто мог против нее устоять, и когда Уинифред задавала вопрос, она не сомневалась, что получит на него ответ. Когда-то Дэлглиш даже мечтал заполучить ее к себе в штат.