Пристрелите нас, пожалуйста!

– Все. Теперь можно расслабиться, – Ульяна Федоровна встала. – Позвонить мы больше никому не можем. И нам никто не может. Придется положиться на судьбу. Вот насколько мы виноваты – столько и получим. А ты передо мной виноват…

– Но и ты передо мной.

– Какую же мы оба сделали глупость!

– Согласен, – Аркадий тоже встал.

Ульяна Федоровна подошла к наваленным на баррикаде коробкам и стала в них рыться.

– Что ты делаешь? – спросил муж.

– Ищу зарядное устройство.

– У меня последняя модель. Даже если найдешь, оно к моему мобильному не подойдет.

– Выходит, старое-то, оно верней?

– Выходит, что так, – кивнул Аркадий. – Перестань суетиться, Лика. Просто посидим. Молча.

Ульяна Федоровна со вздохом достала из коробки сверкающее вечернее платье.

– Когда-то я в него влезала, – сказала она и прижала пахнущую сладкими духами ткань к лицу. Запах сохранился до сих пор, ее запах. Сладкий, тягучий, как карамелька, у многих вызывающий раздражение. Но Ульяна Федоровна его обожала и никогда не меняла духи. Это был запах ее молодости, ее красоты. Женился же на ней Аркадий. И не по расчету, а по большой любви. Ни он, ни она тогда ничего не имели. Совсем не дурнушкой она была. Нет, не дурнушкой.

– Ты была красивой, – тихо сказал муж, словно в ответ на ее мысли.

В этот последний час жизни они вдруг снова стали слышать друг друга. Не только слова, но и мысли, что гораздо ценнее. Ведь они прожили вместе четверть века и проросли друг в друга корнями. А когда попытались их разрубить, рухнуло само дерево жизни. Надо было пройти через весь этот кошмар, оказаться на грани жизни и смерти, чтобы понять очевидное…

– Тебе нравятся мои духи?

– Да, – признался он.

– Почему Кристина?

– Она модная. Молодая. Была.

– Не такая уж молодая. Журналов глянцевых насмотрелся?

– Приятно, когда рядом с тобой ухоженная женщина.

– Виновата: признаю. Это все из-за того, что у нас нет детей. Заедала тоску пирожными. А ты все время пропадал на работе.

– Иди сюда, – тихо позвал Аркадий.

Ульяна Федоровна подошла и не обняла, нет, привалилась к нему сбоку, обхватила руками за шею. Так они стояли и молчали.

– Ты чувствуешь? – тревожно спросила вдруг она.

– Нет. А что такое?

– Дымом пахнет! Он все-таки поджег дом!

Жадность

Это было похоже на игру в казаков-разбойников. Иван Петрович крался по дому, держа в руке заряженный пистолет и настороженно прислушиваясь к тому, что вокруг происходит. На каждый шорох он вскидывал руку и целился в невидимого противника. Он знал: Ситников где-то в доме, и самое разумное, что можно сделать, это уйти. Сейчас, когда путь открыт, никто не мешает, как раньше, уйти, убежать, скрыться.

Он хотел уйти с первой же минуты, с того момента, как понял, что в доме посторонние. Что план, казавшийся идеальным, рухнул. Когда неопрятная толстуха, открывшая дверь, назвала его Иваном Петровичем и силой затащила в дом, надо было сопротивляться. Извиниться, дверью, мол, ошибся, и уйти. Бес попутал. Он ведь и куртку не снимал, и держал в поле зрения входную дверь, потому что хотел убежать. Только об этом и думал. И после того, как нашли труп Кристины, тоже хотел уйти. Но потом вдруг понял, что может заполучить кучу денег. И остался.

Он стал играть в Ивана Петровича и, кажется, заигрался. Во всем виновата его жадность.

Вот и сейчас мысль о деньгах сидела в голове, как заноза. И мешала думать о чем-нибудь другом. Как только Иван Петрович решал «все, хватит, беги», заноза впивалась в мозг и причиняла боль: а как же деньги? Ты еще их не взял. А без них ты погибнешь. Было так очевидно: или деньги, или жизнь. Жизнь, конечно, дороже, но без денег… Какая же она жалкая!

Только слабаки и неудачники живут без денег и утешают себя расхожей фразой: не в них, мол, счастье. Деньги – это необходимое условие комфортного существования. Как ни крути, все упирается в них. Когда ты кругом в долгах, это не жизнь, а мучение. Это узел на петле, и если его не разрубить одним махом, веревка затянется на шее. А Иван Петрович очень любил жизнь. Не ту, позорную ее сторону, где кредиторы терзают, как злые сторожевые собаки, не тюрьму и не суму. Мчаться по трассе на блестящей новенькой иномарке на юг, где вино рекой, загорелые девочки и синее, магнитом притягивающее море. Это он любил. Он и начал с того, что взял огромный кредит и, не думая о последствиях, красиво пожил. Но недолго. Молодой был, глупый. Потом возникли проблемы. Он бросил ставший неприбыльным бизнес и стал искать денежную работу. Но долги росли, как снежный ком. Зато связи так же быстро таяли. Потому что он начал занимать у друзей, у тех, кто устраивал его на работу. И, в конце концов, остался и без друзей, и без нее. Заперся у себя в квартире и стал мучительно искать выход. Мысль пустить себе пулю в лоб из-за долгов ему и в голову не приходила. Надо просто достать деньги. Поэтому Иван Петрович и остался сейчас в доме. Он прекрасно знал, где искать. Ему мешал только Ситников. Ведь тот внезапно исчез. Ушел и… не вернулся.