Но пришлось использовать вот это "пирожковое" корыто. Для которого и три человека - многовато. Поэтому я и полез в драку - остаться на берегу, посылая кого-то на возможную смерть... После того как весь "стрелочный" народ восхитился моим неизбывным героизмом и нестерпимой склонностью к правосудию...
"Сначала человек работает на авторитет - потом авторитет работает на человека" - широко известная мудрость.
У меня тут именно что - "сначала". В очень острой форме. Поскольку и новосёлы имеются, и свидетель из Мурома припёрся.
Надо по Суворову: "Удивить - победить". Точнее: победить - ворогов, удивить - своих. Как?
Я - сухопутный человек. В лесу или в поле - вижу местность, срабатывают детский или наследственный опыт: вот тут - упасть, тут - ползком, тут - броском... А на воде?
Я не знаю лодейного боя. Нет, старшие товарищи, конечно, рассказывали. Но собственного опыта у меня... Как мы на Угре мордву резали? Когда мокша девок моих воровали...
Ну, Ванюша, вспоминай. Ищи разумное тактическое зерно. И как же мы их тогда...? Пляски нагишом, удушение запасной тетивой, удар комлём, греческие песни, высадка на берег...
Во! Главное! Боя "в угон" не было! Мы их догнали, обогнали, высадились и пошли навстречу. Мы их обошли, потому что они нас не признали. А здесь... пока туман...
Пришлось уточнить у Сухана оперативную обстановку. Берег справа, шагов сто, ушкуй впереди, шагов двести, второй дальше, шагов пятьсот. Видимость... меньше 10 шагов. И мы приняли вправо.
Почему к берегу? - Время. Солнышко встаёт. Вот-вот туман расходиться начнёт. А по затонью, по тихой воде вдоль берега - идти существенно легче, быстрее.
Было несколько минут... неприятных. Когда мы оказались между берегом и противником, и я всё ждал, что нам навстречу вывернется из тумана какой-нибудь...
"Есть на Волге утес, диким мохом оброс
Он с вершины до самого края;
И стоит сотни лет, только мохом одет,
Ни нужды, ни заботы не зная".
И вот мы, со всей дури, в такой, ни в чём не нуждающийся, беззаботный, небритый "от вершины до самого края" скально-моховой персонаж преклонного возраста и нудистских наклонностей... Было похожее. Но мы к тому моменту оказались не на траверзе ушкуев, а между ними - смогли несколько сманеврировать.
Я сильно переживал: а вдруг услышат? Но мы шли тихо - матом не разговаривали, песен не пели, лозунгов не скандировали. Я ж - "Немой убивец", с чего орать-то? А сами ушкуи вгрёбывали по полной, забивая своим звучанием наши тихие шумы.
Туман начинал редеть, когда мы чуть отскочили от берега и встали носом навстречу разбойничкам в паре сотен шагов впереди по курсу первого ушкуя. Только и хватило времени, чтобы подцепить доспехи да оружие, достать из тулов луки. Я уже говорил, что мои блочные луки можно хранить с натянутой тетивой?
Мерный плеск вёсел о воду, размеренное дыхание гребцов, скрип уключин... в тумане проявились очертания лодии, резная голова коня на носу, низкосидящие, из-за перегруза, борта, чей-то негромкий, утомлённый, чуть осипший, хорошо различимый молодой голос:
-- Коряга по носу, примай влево, багор подай.
Вперёдсмотрящий, замученный бессонной ночью, углядел нашу пирогу и принял её за плывущую по течению корягу. На Руси такое - повсеместно. Конечно, нынче не половодье, когда сходные "подарки речникам" стаями ходят. Но и летом отдельные экземпляры встречаются.
На ушкуе не табанили - продолжали равномерно опускать вёсла в воду. Видимо, кормщик просто сдвинул кормило. Рядом с коньком на носу лодки в тончающей пелене тумана забелело ещё одно пятно. Похоже, напарник с багром подошёл. Чтобы оттолкнуть топляк в нашем лице.
Тут Салман лёг на дно, растопырившись руками и ногами в борта нашего корыта.
Ух, как я не люблю бескилевые кораблики!
А мы с Суханом встали в рост. С изготовленными луками в руках.
У этих пирог глубина внутри - меньше колена. У ушкуев - по самые... "вам по пояс будет". Но они загружены с верхом. В воде сидят глубоко. И я с высоты своего роста, сквозь прицел своего лука спокойно наблюдаю все внутренности кораблика. А дистанция уже - шагов тридцать. То есть, для нормального лучника с нормальным инструментом - вообще ничего.
-- Мой - левый. Пуск.
Двое на носу вякнули и улетели внутрь. Пара вёсел на борту встали вверх - гребцы со скамеек полетели. Ушкуй вильнул в одну сторону, в другую, довернулся к нам бортом, и ещё пара стрел легли в плохоразличимую шевелящуюся кучу людей в куче барахла.
Течение постепенно сносило нашу лёгкую лодочку ближе к новгородцам. Там вопили, дёргали в разные стороны вёсла. Деревянный стук, русский мат, женский взвизг, влажный ляп и волжский всплеск... Что-то выпало за борт.
В какофонии раздался, наконец, осмысленный командирский голос:
-- Щиты! Топоры! Мать...
И захлебнулся. Уже был виден их главный, видно, как он потрясает топором и отшвыривает за шкирку в сторону какого-то из непроснувшихся ватажников. И улетает за борт - Сухан вогнал стрелу ему прямо в грудь. А я углядел, наконец-то, кормщика.