Пристрелочник (СИ)

Нельзя делать дело хорошо, если не полюбишь его. Убийца, наслаждающийся убийством — маньяк? Радующийся мучениям, страху жертвы — садист? Я воспитываю из простых русских мальчишек — маньяков и садистов? В смысле — бойцов, гридней, «узорчье Святой Руси»?

В начале отрубания голов старикам ещё были какие-то попытки пошуметь, побегать. К концу — все выдохлись. Монотонный негромкий вой измученной гражданской толпы.

Холодно. Русаву в моих руках трясёт крупная дрожь. При всей моей самоуверенности — отнюдь не сексуальная. Она всё сильнее прижимается ко мне спиной. Чисто инстинктивно: я — тёплый. Вокруг — холод и страх.

Третья категория — молодые здоровые женщины. Снова начинается вой. Из-за детей. Но маленьких детей я брать не буду. Пусть оставят старшим родственницам. Девушки. Девочки. Вырастут и станут женщинами. Которые «осадят» на здешние земли моих будущих холостых поселенцев.

Мальчишки? Нет, не сейчас. Пока мне некому их поручить. Нужны воспитатели для этой категории, нужна среда обитания для них.

Отобранным персонажам кидают ворох понаров, лапти кучей. Остальных просто отгоняют чуть выше по речке вдоль обрыва.

— Ты пойдёшь со мной? Ты красивая женщина. В моём доме для тебя найдётся место.

— Н-нет. Это — мой род, мои люди. Они поверили мне. Я отведу их в… в тепло.

— Они не будут благодарны. Тебе будет плохо. Могут убить. Твоя дочь останется у меня. Захочешь — придёшь.

Вытаскиваю нож, отрезаю пряди волос на её висках. Она опускает освободившиеся руки и не двигается. Стоит с закрытыми глазами, только губы шевелятся. Молится? Боится, что ударю ножом в спину? «Так не доставайся ж ты никому!..».

Накидываю ей на шею «ожерелья». Ребята насадили уши покойников на веревочки штук по 20. Первые, ещё с «поля битвы» — уже ледяные, скользкие. Последние, от стариков и старух — ещё тёплые, кровоточат. Впрочем, и замёрзшие отогреваются. У неё на голой горячей груди. С красными отпечатками моих ладоней.

— Отнеси соседям. Здесь есть уши и их мужчин. Уши, которые не услышали: пришёл на Стрелку — Зверь Лютый. Трогать его людей и вещи — нельзя. Кто тронул — умер. Как твой сын. Разнеси эту… новость.

Чуть толкаю её в спину. Она, неловко взмахивая руками, идёт к профильтрованной толпе. Не оглядываясь: в таком тяжёлом «украшении» — головы не повернуть. Толпа при её появлении начинает скулить, плакать, ругаться. Но быстро умолкает. Подвывая, люди лезут в ледяную воду речушки, топают вверх по склону противоположной горки, посвечивая белыми голыми спинами, задницами, ляжками, таща орущих и уже молчащих детей. 10–12 вёрст до ближайшего селения. Температура воздуха… градусов 10–12. Пока — тепла. Дождя нет. Дойдут.

Разгром рода из племени Яксярго не был самым достославным событием в моей «святорусской жизни». Просто первая карательная операция против туземцев. Не бой против вражеской армии или отряда, но действия против обычного здесь поселения. Захват и уничтожение военной, хозяйственной, административной… единицы.

Я изначально отказался от «покорения». Я же — дерьмократ и либераст! Я уважаю свободно выраженное мнение людей! Каждый человек — свободен. И — ответственен. Поселение, жители которого выступили враждебно — уничтожалось полностью.

Речь не об уничтожении движимого и недвижимого имущества. Хотя были случаи, когда мы выжигали до пустой проплешины. И не о поголовном вырезании жителей. Хотя… Однако, испытывая крайнюю недостачу в насельниках в слабо заселённой Руси, я полагал резню — транжирством.

Речь об уничтожении именно общности, общины. О её «рассыпании». Об уничтожении «родового мышления».