Пристрелочник

Чтобы среднерусская змея не — кусала, «жалила», а — душила человека… У нас же не Амазония с анакондами! Но… Ибн Фадлан пишет о том, как путешествуя с Аламушем по его стране, присел на поваленное дерево. Когда путешественник встал — «дерево» уползло в лес. Может, и врёт… Но он же рядом чётко описывает другую экзотику — крайне непривычные для южанина короткие северные ночи.

«И, не пуская тьму ночную
На золотые небеса,
Одна заря сменить другую
Спешит, дав ночи полчаса».

Как и происходящие от этого проблемы в организации мусульманских молитв.

* * *

— Так значит, она марийка, а не мордовка? А в чём разница?

Илья снова посмотрел на меня с глубоким сомнением. С сомнением в моих способностях к хоть какому-нибудь пониманию окружающего мира.

— Ты чего, воевода?! Хрен от пальца не отличаешь?!

* * *

Нет, я понимаю, что племена восходящие к пьяноборской культуре и к городецкой — две большие разницы. Они режутся между собой уже тысячу лет. «Вечная война» между мари и удмуртами попадёт в эпосы. Попутно «городецкие» съели «азелинских». Кто не «ел» — стал мордвой. Остальных постепенно вытесняли. За Волгу, вверх по Волге. По доле съеденного получились мари (луговые), черемисы (горные), мурома и меря.

Потом с запада явились балто-скандинаво-славяне и процесс… деформировался.

И вообще — совершенно разные народы. Как поляки и немцы — индо-европейские. А эти — угро-финские. Дальше — мелочи мелкие. Типа: только луговые мари имеют накомарник в национальном костюме. Но они в этих мелочах — живут. Включая накомарники. И эти… шовыры. Хорошая вещь, кстати.

И, кстати, Китеж-град, изначально — марийский. Даже и в 19 веке наблюдатели отмечали среди ежедневной толпы православных паломников, двух-трёх некрещеных мариек, пришедших поклониться святому языческому месту.

Попандопуле эти мелочи надо знать досконально.

«Молодой воин отстранил складки своей охотничьей рубашки и спокойно показал роковую прядь волос — символ своей победы. Чингачгук взял в руку скальп и внимательно рассматривал его в продолжение нескольких минут; потом он бросил скальп, и величайшее отвращение отразилось на его энергичном лице.

— Онайда! — проговорил он.

— Онайда! — повторил разведчик. Он подошел, чтобы взглянуть на кровавую эмблему. — Господи помилуй! Если по нашему следу идут онайды, то эти дьяволы окружат нас со всех сторон! Для глаз белых нет разницы между кожей одного или другого индейца, а вот сагамор говорит, что это кожа с головы минга, и даже называет племя, к которому принадлежал бедный малый, так свободно, как если бы скальп был листом книги, а каждый волосок — буквой. Ну, а что скажешь ты, мальчик? К какому народу принадлежал негодяй?

Ункас поднял глаза на разведчика и ответил:

— Онайда!».

Коллеги! Если вы не видите разницы в скальпах онайда и кайюги — ваш попадизм скоро закончится засушиванием вашего собственного, чрезвычайно прогрессивного, но глупой голове доставшейся, скальпа. И фигвам станет местом вашего обитания. Или срочно ищите «наивного, но благородного» Неда Бампо. С молчаливым Чингачгуком. Имя которого и означает — «Ине Гуй».

Для меня взаимоотношения с соседними племенами — вопрос выживания.

Просто пример: чуть выше устья Оки, в Волге, в версте «за спиной» будущей Сибирской пристани, лежит озеро. Называется — Мещерское. И я не путаю: напротив устья Клязьмы — тоже Мещерский остров. Эти мещеры шастают там, в лесах по левому берегу Оки. Как суслики в степи. Их не видно, но они там есть.

Вот я собираю пару десятков своих новосёлов и отправляю туда грибы собирать. И их там режут. Больших сил, искусных воинов — для этого не надо.

Как вы думаете — полный рыцарский доспех Максимилиана Габсбурга — может спасти «отцов русской демократии»? В смысле: с грибами? Или без В-52 и заливания территории отравой цистернами — никак?

Тут некоторые с восторгом вопиют:

— Ах! Порох! Ах! Железо! Ах! Войско регулярное, рядами и колоннами!

Вопиять — можно. Но можно и подумать. Куда ты пошлёшь такое войско? В Мещерские болота?! В Ветлужские дебри?!