Пристрелочник

— Ты забылась. Ты — в воле моей. Ни законы человеческие, ни желания твои — не властны над нашим уговором. Ты навечно моя роба. И ты сделаешь по слову моему. «Ноги не будет»… Будет. Придёшь. Ляжешь. Хоть бы и прямо здесь. На этом столе. Посреди этого собрания. Задерёшь подол. Раздвинешь ноги. Подмахнёшь. Расстараешься.

Она кипела от гнева. И вдруг… испугалась. Увидела сжимающийся на дрючке мой кулак. Нет-нет! Я её никогда…! Просто она видела… случаи… когда я этой… палочкой-выручалочкой… мозги вправлял и на путь истинный наставлял.

Ещё трясла отрицательно головой, пыталась выдернуть руку. Но ничего не говорила, не спорила, лишь неотрывно глядела мне в глаза, в лицо. Где снова по-волчьи, под вздрагивающими, пытающимися сложиться в уверенную улыбку, губами, чуть видны были клыки.

Потом опустила голову и чуть слышно прошептала:

— Д-да. Г-господин. О-ох… пресвятая заступница…

Я оглядел присутствующих. Наша беседа шла вполголоса, основная часть застолья была занята сами собой. Но здесь, на моём конце стола, установилась тишина. Ближники, приближённые — внимательно, затаив дыхание, следили за нашим спором.

«Что дозволено Юпитеру, то не дозволено быку» — древнеримская мудрость.

Какой «бычок» не считает себя «Юпитером»? Хотя бы — чуть-чуть… локально, временно, приблизительно… «На минуточку».

Обезьянничание в природе хомнутых сапиенсов. Если кому-то дозволено не выполнить приказ — почему и другой не может проигнорировать команду? Если баба может фыркнуть, послать, не сделать…

«Слаб на баб»? «Но он не дозволял женщинам владеть его умом» — из жития Боголюбского. «И за борт её бросает. В набежавшую волну» — из песни про Степана Разина.

— Ты придёшь. Когда я позову. И сделаешь. Что я велю.

— Д-да. Г-господин.

Она сидит красная, чуть кивает головой в платочке. Тоже успела, вскользь, краем глаза оглядеть застолье. Ей стыдно, страшно, неизвестно. Она ждёт какого-то моего очередного причудливого «психа».

Мои решения иногда совершенно неожиданны, непредсказуемы для туземцев. Просто потому, что я вижу иное, знаю иное, имею другую систему ценностей, не традиционную, не «святорусскую». Нелюдь. Другие границы допустимого. Воспринимаемые аборигенами как отсутствие границ вообще.

«— Ты что?! Краёв не видишь?! — Я свои — вижу. А что ты моих не различаешь — твоя печаль».

Как это грустно. Когда тебя не понимают. Когда никто не может одобрительно подмигнуть или укоризненно вздохнуть. Потому что не может оценить твои успехи или неудачи. Не видя твоих «берегов», твоих границ.

Я — опечален, она — ждёт. Возможно — приказа лечь на стол и публично отдаться. Возможно — мне. Под восторженные крики, клики и вопли подпившей толпы. Возможно — всей толпе. Возможно — с последующей посадкой на кол. Каковая технологическая возможность была внезапно продемонстрирована сегодня днём. Казнь за мятеж.

За своеволие — любое наказание. Да и вообще: воля господина — превыше всего. Любая. И это — радость. Радость служения. Истинного и всеобъемлющего. «Отдай самоё себя». А для этого: «Познай самоё себя».

Задание мачехи Золушке перед балом — очень полезно. Что ты хочешь? Что ты можешь? Что для тебя важно? Что — важнее всего? Какую цену готов платить?

Гапа, по-прежнему не поднимая глаз, тянется рукой к узлу платка — развязать. Уже говорил: женщины здесь начинают раздеваться с головного убора.

Я останавливаю, поднимаю её лицо, чуть глажу пальцами. По щекам, по губам… У неё на глазах выступают слёзы.

— Ну-ну, Гапушка, полно красавица, полно грустить да злобится. Устала, бедненькая, суматошный был денёк, притомилася. Иди-ка к себе, отдохни, выспись.

Она судорожно вздыхает, начинает подниматься… и вдруг целует мне руку.

Нет, это не «поцелуй господской длани», это… просто прикосновение, просто… прижать ладонь к щеке, к губам.

Замереть. Очистить душу. Поверить в прощение. Вздохнуть.

Ушла.

Какая женщина! Так бы и… и не отрывался.

Так. О чём это я тут?

Провокация прошла успешно. Управляемость восстановлена. Вредные сомнения одного из ключевых персонажей моего окружения выявлены и устранены. В будущем, в критических ситуациях — поведение будет более… исполнительным.

Последней, хватанув стопку «крепкого на бруньках», выбирается Домна. Она в конфликт не лезет. Просто типа вспомнила о делах на поварне. А вот Мара и не собирается уходить. Наоборот — облизывается на Сухана.

Ещё за столом — «бабушка-прошмандовка» из брошенных войском. И 6 бритеньких полонянок. Устало однообразно повизгивающих с закатившимися уже глазами в ошалении от непрекращающихся прикосновений множества мужских ручонок со всех сторон во всех плоскостях.

Пора сваливать. Начальство не должно перегружать отдых подчинённых своим присутствием.

— Ивашко. Остаёшься за старшего. Проследи, чтобы тут… безобразий не случилось. Повторять, как с княгиней литовской — не надо. А вон ту… пойдём-ка со мной. Гуляйте ребятки. Но — без приключений.

* * *