Пристрелочник

Ивашко поступил классически: отделил «а поговорить?» от «а повеселиться?». Желающие поесть и выпить остались за столом. Пятерых язычниц загнал в пустой балаган, и стал запускать народ. В порядке выслуги лет и социального статуса. Контролируя процесс, прежде всего — по критерию гигиены и отсутствия членовредительства. Сходно с системами контроля, использованных в вермахте, рейхсхеере и дай-Ниппон тэйкоку рикугун. Отечественный опыт… как-то не вспомнился.

Эффективность участников оценивалась коллективно. Как на новгородском вече — восторженными или презрительными громкими возгласами: «кто кого перекричит». Естественно возникший в таких условиях элемент соревновательности едва не привёл к появлению тотализатора. Не случилось исключительно из-за отсутствия наличных денежных средств у «участников забега» и зрителей.

Наша «бабушка-прошмандовка» добровольно и с большим интересом приняла на себя часть обязанностей. Особенно — в части проведения предварительных водных процедур молодым соискателям.

Разнообразные комменты в её исполнении, рассказы об обширном «боевом прошлом», забавные истории из личных «трудовых подвигов», подвигли молодёжь на экзерсисы, негативно оцененные Ивашкой. Однако «ростовский обычай», известный всему русскому войску в исполнении Новожеи и хорошо усвоенный нашей «бабушкой святорусского секса», был широко внедрён и многократно опробован. Наряду с более традиционными методами.

В целом — праздник удался. Все желающие получили массу позитивных ярких впечатлений. Общий эмоциональный фон в коллективе резко улучшился, что обеспечило заметный рост производительности труда и укрепление исполнительской дисциплины. Ребятки ещё несколько дней хихикали, вспоминая подробности своих похождений. Многие пожелали повторить, продолжить и разнообразить.

Тут я снова воспользовался опытом «всего прогрессивного человечества». Из множества разных примеров первым на ум пришёл Освенцим:

«Система мотивации для узников концлагерей, обычно именуемая Frauen, Fressen, Freiheit (бабы, жрачка, свобода), была введена в мае 1943 года. Для ударников производства предусматривалось особое вознаграждение: право на более частую переписку, дополнительное питание, возможность приобретать сигареты, и даже увольнения из лагеря (для узников германской национальности). Самым трудолюбивым и послушным выдавались боны стоимостью в две рейхсмарки на посещение лагерного борделя».

У меня тут ничего в части Fressen, Freiheit — нет. Остаётся только одно. Не использовать хоть какую мотивацию к интенсивному труду — загубить людей. «Я готов подписаться на любой кипеж, кроме голодовки» — голодовка и так у нас маячит постоянно. Рейсхмарок у меня нет, но неплохо пойдут и напиленные из дерева кругляши с вырезанными номерами. Которые выдают «передовикам производства».

Девки трудились ударно: при 180 самцах на 6 выделенных самок… Даже при 14-16-часовом рабочем дне моих парней на лесоповале загрузка полонянок оставалась раза в два выше, чем у «тружениц Освенцима» в зимнее время. Хотя, конечно, существенно меньше, чем у японцев в их «станциях утешения». Но и дать им отсыпаться после трудовых ночей — было бы чрезмерной для нас роскошью. В качестве бригады прачек они дополнительно вносили посильный вклад в построение города светлого будущего.

Ни одна из них не пережила эту зиму. Две пытались бежать и провалились под лёд на реке. Остальные умерли от болезней. Какой-то вариант ОРЗ. Впрочем, в ту зиму я потерял четверть тех, кто сидел за столом на празднике победы над муромскими язычниками. Тяжёлые условия жизни, разнообразные несчастные случаи, но, более всего — непрерывный труд «на пределе», истощали ресурсы организмов и делали их добычей даже и лёгких, обычно, заболеваний.

Мой выбор меня разочаровал. Девка была хоть и фигуриста, но абсолютна индифферентна.