— Николай… Я понимаю, что вы… Что мы не совсем… Эээ… Тебя, может, удивляет такая перемена, то, что я сначала отказывала, а потом, вот так… Ты, может, решил, что я… Но, понимаешь… Ты просто не знаешь кое-каких вещей, да, пожалуй, и не надо, это не имеет значения уже, но вот что я хочу сказать…
Вера краснеет, бледнеет, смущается…
И все это происходит на фоне моих разрушительных мыслей про неуникальность женщин, и про то, что она сейчас, наверняка, про серьезные отношения…
— Так вот… Как вы… Ой… То есть, ты… Конечно, ты… Ох…
Мнется, встает, забирает у меня грязную тарелку, складывает в мойку…
Я смотрю на круглую попку, обтянутую голубым плюшем и думаю, стоит ли оно того? Надо ли мне это?
И как скоро мне это надоест, несмотря на химию между нами?
— Да черт с ним!
Вера бросает тарелку, резко разворачивается ко мне. Серьезная, глаза сверкают, губки напряжены.
Черт… Колян, беги, а? Ну беги!!!
— Как вы смотрите на то, чтоб мы с вами вдвоем… Чтоб мы с тобой вдвоем… Встречались без взаимных обязательств? — выпаливает, наконец, она, а я ощущаю, как сигарета из угла открытого в охерении рта выпадает.
Че-гоооо???
— Ну, то есть, просто секс, понимаешь? Просто химия? Ничего больше. Без планов, без взаимных претензий, без…
Она воодушевляется, продолжает говорить, а я не слышу уже.
Сильно занят, разыскивая упавшую на пол челюсть.
12. А че, так можно было???
Вот у любого мужика в жизни бывает такое. Когда хочется тупо вытаращить глаза и заорать, адресуя Вселенной посыл:
— А че, так можно было???
У меня сейчас приблизительно такое желание.
Потому что челюсть-то я нахожу, а вот мозги, походу, нет.
Смотрю на воодушевившуюся Злючку, невозможно хорошенькую, невероятно манящую в этом коротеньком плюшевом безобразии, и не могу поверить в то, что только что услышал.
В то, что она предлагает.
Начать с того, что мне вообще, вот ни разу в жизни бабы ничего подобного не предлагали. Я сам — случалось. За это, кстати, отхватывал пару раз по морде.
Но вот чтобы женщина. Мне. Сама. Не под препаратами. Не в маразме. Красивая. Желанная. Охренительная просто! Предлагала. Свободные. Мать их! Отношения?
Не было такого.
Потому мой ступор понятен. На долю секунды приходит мысль, что я в отделе вырубился после тяжелого дня. Там мне всегда какие-то странные сны снятся…
Но нет.
Все по-настоящему.
Кухня.
Паста.
Взволнованная, вся красная Злючка в голубом плюше.
Охеревший я.
Картина маслом.
— Понимаешь, у меня много работы, и сейчас еще проект, и я не готова, честно говоря… А ты… Ты просто… Ну, понимаешь… Боже, что я несу… Ты сейчас скажешь, что я… И ты прав, прав! Я про этот поцелуй, про это безумие все время думаю, думаю, думаю… Это же неправильно. Ведь не должны малознакомые люди такое испытывать друг к другу? Это сумасшествие какое-то, ошибка, понимаешь? Я это знаю, но бороться… И все время думаю про тебя, как такое может быть? Я же с ума сойду… А у меня работа, ученики, проект на носу, совсем нет времени, нет сил… Я к врачу ходила же, помнишь, мы встретились с тобой в поликлинике? Думала, что заболела… Она сказала, что надо… Регулярную половую жизнь…
Злючка заламывает тонкие пальчики, кусает губки. И говорит, говорит, говорит…
А что делаю я?
Правильно, продолжаю охеревать.
— И я сначала хотела пережить, а потом опять ты… Господи… И то, что произошло в классе, этот ужас… Я поняла, что с ума схожу, что, наверно, какой-то сбой гормональный… И… Я понимаю, что тебе, наверно, не интересно вот так… На постоянной основе… Тебе, наверно, будет скучно, но я, честно, не буду ничего требовать… Мы не будем торопиться, узнаем друг друга получше, и потом, возможно… А, как только ты встретишь кого-то, или я… — тут я встаю, шагаю к ней, и Злючка, немного испуганно, на автомате, договаривает, — встречу…
И больше ничего не говорит. Потому что говорить и целоваться одновременно еще никто не научился.
Но, по правде говоря, не сказать, что она не старается.
Очень даже старается.
Мычит мне в рот, сжимает пальчики на плечах, явно стремясь остановить и донести до меня остаток того бреда, что еще родился в ее миленькой, но абсолютно ненормальной головке.
Не сказать, что у нее хоть что-то выходит. Потому что меня выносит. Опять. Еще хлеще, чем с утра, у нее в кабинете.
Голова стремительно дурнеет, руки сами сжимаются, лезут под олимпийку, трогают нежную, гладкую до охерения кожу, надавливают.
Она уже ничего не говорит, судя по всему, тоже повело нехило.
Прогибается под моими лапами, стонет в рот, так сладко, сука, сладко, сладко. Сладко!
Нереально остановиться.
Она, конечно, с такими тараканами, которые не всякому мужику подчинятся, но я не собираюсь подчинять.
Я собираюсь сыграть по ее правилам.
Хочет сладкая конфетка, маленькая плюшевая Злючка, своего карманного Коляна в аренду… Да и хрен бы с ним.
Бери, училка! Бери, пользуйся.