В тот день к ним пришло письмо, которое никто не мог прочитать. Они сидели вокруг стола — мама и папа, тетя Селия, их соседка, а еще Фрэнк и Сальваторе, его женатые двоюродные братья. Тони медленно водил пальцем по итальянскому тексту и громко произносил его, чтобы папа мог повторить губами все эти слова и проникнуть в скрытый смысл заложенных в них мыслей, в которые невозможно было поверить; это было чудо, от которого всех их обдало ледяным холодом. Дедушка продал все свое имущество, когда умерла бабушка, и сейчас собирается в Америку с кратким визитом. И если она ему понравится, он останется там до конца жизни.
Кабельный тоннель, как ему вдруг показалось, весь озарился молниями, исходящими от подготовки к приезду деда, — дом мыли и скребли, стены красили, мебель полировали, стулья чинили. И тут же начались шантаж и угрозы. Мама, заметив, какое у ее сына лицо и как светится в его глазах надежда и жадность, усадила его на кухне и заявила: «Я обо всем расскажу дедушке, Тони, обо всем, что ты тут натворил. Обо всем. Если ты не сделаешь то, о чем я тебя попрошу. Если не женишься на Маргарет».
Маргарет была на год старше Тони. Каким-то образом — теперь, когда он ее уже хорошо знал, он так и не мог понять, каким именно — он завел себе привычку время от времени сидеть с нею у нее на веранде, в основном когда выходил на волю из тюряги, когда напряжение, вызванное постоянной борьбой за жизнь и за место под солнцем, становилось невыносимым, в такие моменты, подобные безумию, когда его подавляло чувство ответственности, иногда перебиваемое страстным желанием заполучить право на спокойное существование без неприятностей и проблем. Она вначале вела себя при его приближении как нервная, норовистая лошадь, но ее легко было успокоить. Это было как раз тогда, когда он гонял грузовики со спиртным через канадскую границу, работал на Гарри Быка, последнего из бутлегеров двадцатых годов; выйдя в очередной раз из тюряги, он радовался возможности посидеть полчасика с Маргарет, просто глядя на улицу. Это было как минутка затишья посреди бушующего океана. Он тогда как раз впервые попал в перестрелку возле Олбани и был здорово напуган. И это было впервые, когда он сказал, что хотел бы пригласить ее в кино. За все годы их знакомства ему никогда не приходила в голову мысль назначить ей свидание. Вернувшись в тот вечер домой, он услышал, как мать уже обсуждает семью Маргарет. Его уже засасывало в водоворот, а он и не сопротивлялся. Но и окончательного решения не принимал. Предоставил событиям развиваться своим чередом, затягивать его словно в сеть. Потом была помолвка, но никто даже не произнес это слово вслух, но всякий раз, когда он виделся с Маргарет, она вела себя так, как будто всю жизнь только его и ждала, словно он все это время где-то пропадал; и он никак не возражал против этого, он даже гулял с нею по улицам самым недвусмысленным образом, придерживая ее пальцами за локоток, и никогда не водил ее в сомнительные забегаловки и всегда следил за своей речью. Какими милостивыми улыбками встречали его в ее доме, когда он там появлялся, но он так и не научился выносить эту жуткую скуку и ощущение петли, удушающей его жизнь.
В то время смыслом всей его жизни была Пэтти Моран. Едва увидев ее в салуне Гарри Быка, он был ослеплен. Все у них началось в три часа утра на заднем сиденье «бьюика», позаимствованного у Быка; она сорвала ногой корд со спинки переднего сиденья, а белизна ее бедра в пространстве между сиденьями своим кремовым отсветом навсегда запечатлелась в пространстве его памяти. Потом он как пьяный бродил по окрестностям, и мысли его были намертво прикованы к ее мягкому плоскому животу. Она даже не была подружкой Гарри Быка, а всего лишь общедоступной девицей, одной из нескольких, и Тони это было известно с самого начала, но он каждый день словно взбирался по пугающе высокой лестнице воображения, страстно ее желая, уже почти уверенный в том, что скоро они поженятся, но уверенный не до конца. Одной только мысли о том, что с нею могли быть другие мужчины, было достаточно, чтобы грохнуть кулаком по столу, даже если он был один. Нос у него еще не был тогда сломан; он был небольшого роста, но хорошо развит, мощного сложения и с черными глазами. Она в итоге убедила его, что у нее никого другого нет, что ей страшно нравится его лицо, его тело, даже его присвоенные шуточки. И в те же самые два или три месяца он продолжал водить Маргарет в кино. Он даже иногда целовал ее. Почему? Да потому! Дедушка должен был приехать как раз тогда, когда он смог бы покончить с разборкой всех своих дел, а то, что началось как бесцельное, хотя и приятное времяпрепровождение, приняло достаточно серьезный оборот, что очень нравилось маме, успокаивало ее и гарантировало респектабельность в глазах дедушки. Хотя бы на то время, что потребуется, чтоб получить наследство.