Присутствие необычайного

Село их не только отстроилось, но и разрослось, тут возник животноводческий совхоз, появились новые постройки и понаехали новые люди. Важным событием было открытие клуба со сценой, со зрительным залом, в котором, правда, чаще всего устраивались танцы. Но вот в село на трех машинах приехал областной передвижной театр, с настоящими актерами, с декорациями. Администратора театра поселили по соседству с Горобовыми, и этот городской человек «закадрил», как выражались в его компании, свою соседку. Катерина не слыла красавицей, но, как говорили, «взошла в свою пору» — вступила в возраст, когда едва ли не каждая девушка хорошеет от нерастраченной готовности к любви и еще не обманувшихся надежд. Она нравилась и сверстникам, и старикам своей статью — крепким, в отца, сильным телом, белокожим лицом, полной, как у кормящей матери, грудью, а к тому же еще была безунывна и улыбчива… Ближе к осени, когда, бригада драматического театра, показав «Женитьбу Белугина», инсценировку «Казаков» и концертную программу, отбыла в город со своим администратором, подалась следом за ним недельки через две и Катерина — выяснилось, что у нее с городским женихом все было обговорено. Шофер попутной совхозной пятитонки забросил в кузов чемодан, купленный по такому случаю, с не слишком богатым ее приданым, а Егор Филиппович поставил обшитую сверху холстиной корзинку с курятиной, с горшочком меда, и вторую — с яблоками из своего старенького, посаженного отцом сада. Он был заметно неспокоен: дочь уезжала как в незнакомую страну, в неизвестность. Высунувшись из опущенного окошка кабины, она растерянно улыбалась — тоже, должно быть, в последнюю минуту ослабела ее решимость; ее пунцовые щеки, лоснились от слез. И Егору Филипповичу очень хотелось сказать: «А может, передумаешь, может, останешься?»

— Ты пиши, пиши, — просил он дочку. — А ежели что не так — вертайся, мы тут тебя всегда… Ты помни, мы тут… Ежели что не по душе тебе станет, мы тут, доченька! Ты помни, — без конца повторял он.

Саша, Настя, вся высыпавшая на улицу семья Егора Филипповича долго еще стояла у ворот, глядя на прыгающую в колеях, исчезавшую в пыльном облаке машину. Саша, сунув руки в карманы штанов, высвистывал марш из старого кинофильма «Веселые ребята», чтобы не показать, как он недоволен и словно бы обижен. Зареванная Настя взглянула на него с укоризной; Егор Филиппович положил свою тяжелую руку ему на плечо, ободряя, — он понимал Сашу. Сам он в то утро расставания был непохож на себя — суетлив, нерадостно возбужден.

Проводив Катерину, он пошел в чайную, что случалось редко, и вернулся поздно, пьяненький. Сел к столу и запел — негромко, расслабленно: «Бушует Эгейское море…»

Домашним — опечаленным и притихшим — невдомек было, что давным-давно, отбыв трехлетнюю службу на флоте, он, молодцеватый, бравый, не сняв еще флотской формы, пел это своей невесте, ставшей вскорости его женой — матерью его дочерей.

Катерина первое время писала часто — она была как будто довольна, во всяком случае, не жаловалась, сообщила, что они честь честью расписались, живут в Москве, родном городе мужа. Лишь через три года она написала, что у нее родилась дочь, что назвали дочь в память покойной бабки Людмилой. И Егор Филиппович опять отправился в чайную… В каждом письме на вырванных из тетрадки линованных листках, покрытых крупными, неровными буковками, Катерина с частыми ошибками (лишь четыре класса школы достались ей) спрашивала о Саше, о его школьных успехах, о здоровье, кажется, она заскучала по нему.

Некоторые успехи в учении у Саши были, хотя и не по всем предметам, по математике он отставал, а вот с поведением дело обстояло хуже. Учителя сетовали на его своеволие и неповиновение, в последних классах он вступал с ними в споры, обнаруживая начитанность сверх программы, задавал непростые вопросы, вроде: «Какими будут люди при коммунизме?», «Не расхватают ли всего, когда будет каждому по потребностям?» Вместе с тем его детская проказливость перешла в драчливость. Одно время в восьмом классе ему даже грозило исключение из школы — он учинил драку в клубе на танцах с совхозным зоотехником. Одноклассники Саши рассказывали, что он заступился за девушку, которую ее кавалер ударил в лицо за отказ танцевать. Кавалера Саша измолотил до нокаута, а в отделении милиции заплаканная девушка сказала, что ее никто не бил и что первый полез в драку «этот зверь». Саша почему-то не возражал пострадавшей, даже сочувственно кивал, ему стало известно, что у нее «любовь» с зоотехником. В другой раз, и тоже на танцах, он подрался с городским студентом, одним из приехавших «на картошку», помогать в уборке: Саше не понравилось, что тот забавлялся, глядя на деревенский рок-н-ролл, и вслух отпускал издевательские шуточки.