Эта улыбка настоящая, искренняя. Захар верит. От нее не дергается нерв над верхней губой, и не сщуриваются лукаво глаза с мыслью «Ну когда это кончится? У меня скоро сведет лицевые мышцы». Нет, он не видел при разговоре с незнакомкой лицо Одинцова настолько детально, но он видит его достаточно каждый день, чтобы знать – успеть выучить – как Тимофей радуется без наигранности. Это самое ненужное, наверное, знание в жизни Захара. Но это как еще одна сорванная перед ним маска, заглядывать под которую Захару до нелепости любопытно. Каждый день они растворяются. И вот уже тот элегантный, смазливый хлыщ, впервые показавшийся у больницы на навороченной тачке, встречающий после выписки Захара, сидит теперь чуть лохматый после пробежки и душа, с румянцем на гладко выбритых, будто совсем юношеских щеках, в домашней одежде, голыми ногами, потому что «Ну-у Захар, в доме полы с подогревом, я не люблю носить тапки. А ты что, за меня беспокоишься, да?», лопающий каждый приготовленный завтрак, потому что нельзя убивать желудок одним лишь кофе и «Захарушка, ты прям как мамочка. Но знаешь, папочкой было бы лучше», а следом летящая в его глупо хохочущую (и неприлично для парня красивую) рожу салфетка.
И расстояние, которое сокращается, потому что у Захара, понимаешь ли, волосы вкусно пахнут обычным шампунем за сто рублей, ниточка на футболке, прямо на воротнике возле шеи, которую вскользь надо коснуться теплыми пальцами, или «Захар, хочешь помогу тебе с ужином?» резко из-за плеча, обдавая при этом Иваньшина ароматом совсем не в пример дорогого средства, который Тимофей всегда источает, выйдя из душа.
Одинцов полон контрастов. И та сторона, которую всё чаще перед собой видит Захар, дозволено наблюдать далеко не каждому. Ему, вероятно, вручили клубную карту сообщества «Тимофей Одинцов дурашливый, домашний и без прикрас», но не сразу изложили свод правил. Не знаешь, где есть шанс оступиться. Поэтому Захар осторожно шагает навстречу. Но уже не стоит в надежде сбежать.
– Захарушка, мне срочно нужна твоя помощь, – сообщает Одинцов, осознав, что забыл папку с контрактом дома. – Возьми, пожалуйста, у меня в комнате документы, наверное, на столе. Они мне необходимы к совещанию после обеда. Не понимаю, как утром о них не вспомнил, – жалуется он, вздохнув.
Может, виной тому появившийся без майки за завтраком, с одним лишь полотенцем на плечах Захар? Тимофей непроизвольно облизывает губы, на rewind отмотав картинку на утро.
– Подожди, сейчас проверю, – отвечает из трубки голос Иваньшина. Потом лишь слышно его дыхание и шаги, пока тот направляется в комнату. Звук отпираемой двери. Еще пара секунд молчания. – Синяя папка?
– Да-да-да, это она, – радуется Тимофей. Впрочем, вряд ли та могла потеряться бесследно. – Буду ждать тебя в китайском ресторане возле офиса, заодно пообедаем, ладно?
И набирает сообщение секретарю забронировать стол на двоих на ближайшее время.
– Хорошо. Выезжаю, – коротко рапортует Захар. И не сбрасывает. Ждет. – Что-то еще?
– Нет, – машинально улыбаясь, отвечает Тимофей, крутясь в мягком рабочем кресле. – Веди аккуратно. До встречи.
Конечно, Тима приходит первым. Обходительная хостесс провожает его за стол, оставляя меню, готовая позже вернуться по первому зову. Иногда Тимофею хватает для влияния ласковой полуулыбки и красивого лица, хотя не менее привлекательный банковский счет и платиновая карта добавляют его образу блеска и совершенного неотразимого шарма. Он здесь уже не впервые.
Когда звонит мобильник, Тимофей почти расстраивается, что на экране имя Матвея.
– Здарова, есть минутка? – спрашивает тот после приветствия.
– Если б не было, я и отвечать бы не стал, – справедливо замечает Одинцов, откинувшись лениво на мягкую спинку. – Что ты хотел?
– Как насчет встретиться сегодня после работы? Макса не будет, – говорит, словно пароль, кодовое слово для особого доступа.
Обычно если кто и третий лишний в их проклятой троице, то сам Тима.
– Я почти заинтригован. Неужели даже тебе настолько надоел Макс, что ты решил избежать его компании? – хмыкает Тимофей, рассматривая в меню наобум открытое изображение утки по-пекински.
– В чем-то ты прав. Да и с тобой мы не виделись уже, сколько там прошло? Почти два месяца? Примерно с того похода на подпольный бой, помнишь?
Тимофей помнит прекрасно. Как его эмоции выкручивало наизнанку, выжимало, как половую тряпку. Помнит загнанный взгляд Захара, которым его полоснуло по брюху, куда на секунду рухнуло сердце, обжегшись кислотой воспоминаний. Полыхнуло вспышкой, причины которой Тимофей всё еще не нашел. Помнит, потому что в тот день что-то зерном засело в его мозгу и теперь проросло. Не созрело, но быстро всходит.
– Хорошо, скинь адрес, я приеду, – быстро соглашается без дополнительных вопросов Тимофей, когда замечает, как к нему приближается фигура Захара. – До встречи, мне пора.