Вновь перечитала шестнадцатую страницу. Женевьеве бояться нечего. Чего не скажешь о меццо-сопрано, которая, по словам Жанны,иногда прикладывалась к бутылке. И ладно бы только дома! Так она пришивала потайной карман к юбкам и прямо во время представления под?репляла дух бренди. Костюмерша об этом знала, но помалкивaла, жалела. Допустим, Женевьева тоже застала коллегу за нехорошим занятием. И что, ради сохранения морально облика труппы велела выкрасть листы? Бред! С моралью у дивы вообще особые отношения, чужая ее и вовсе не волновала.
Тяжко вздохнув, покосилась на часы.
Скоро уходить. Надо успеть перекусить перед поездом.
Впереди меня ждала командировка в Кашт.
– Думай, думай, Лена!
Помассировав виски, в котoрый раз перечитала шестнадцатую страницу. И тут меня осенило. Вот что значит мыслить штампами! С чего я взяла, будто Женевьева похудeла? Наоборот, она могла набрать вес, и тут все становилось намного интереснее, появлялись вопросы.
Логично предположить, что Женевьева скрывала беременность и во время мнимой болезни родила. Это бы объяс?ило скачок веса, но не изменение голоса. Вдобавок как она беременной втискивалась в костюмы? ?ни трещали бы по швам. Тогда Женевьеве следовало исчезнуть на долгий срок, хотя бы пару месяцев, а не десять дней.
Некая болезнь? Вероятно. Надо бы пoбеседовать с ее врaчевателем.
Да, болезнь – самое лучшее объяснение. Афишировать такое никто бы не стал, чай, не простуда.
– Магдалена, можно вас на пару слов?
Под?яв голову, увидела Тонка. Он робко мялся на пороге, словно подчиненный, а не начальник.
Кивнула:
– Конечно, хассаби.
Убрала папку с вновь подшитыми листами в сейф: так надежнее. Код набирала, прикрывая рукой – осторожного проклятие не берет.
Мы вышли в холл второго этажа и остановились у окна.
День плавно перетекал в вечер. Косые тени ложились под ноги. Золотистый солнечный свет, слепя, отражался от стекол.
Тонк долго молчал. Я не торопила его,терпеливо ждала.
– Как вы догадались? – наконец спросил он.
Улыбнулась.
– Элементарно! Слишком явная подстава. Влюбленный в госпожу ишт Скардио кавалер, которому нечего делать на нашем этаже. Отсутствующая секретарь, нарочито стертая запись, не позволяющая разглядеть, куда направился Брокар. Его неприязнь ко мне. И ваше странное нежелание продолжать дело, та премия.
Тонк скупо поаплодировал.
– Браво! Вы меня обскакали. Далеко пойдете, Магдалена!
Скромно промолчала. Я действительно надеялась встретить старость в кресле первого зама Карательной.
– Я никому не скажу. Вы ведь за этим зашли, хассаби?
– Хотелось бы.
Тонк смущенно отвел глаза.
– Если нужно какое-либо содействие… – начал он и не договорил.
– Обращусь, не беспокойтесь.
Мне вдруг захотелось егo ободрить. Граф Фо?део надавил на больное, застал Тoнка в трудную минуту. Тут любой бы оступился. Я тоже не каменная статуя, согласилась бы, если бы речь шла о жизни ребенка.
– Я отношусь к вам, как и прежде, хассаби.
Вряд ли первому заму это интересно, но я сказала.
Тонк не ответил. Думал о чем-то своем. А потом вдруг поинтересовался:
– Хассаби Лотеску в курсе?
Да что все ко мне с ним привязались!
– Нет, – излишне резко ответила я и, сделав глубокий вдох, чтобы выровнять дыхание, напрямик заявила: – Я с ним не сплю. И не планировала.
– Да я как бы… – стушевался Тонк.
Махнув рукой, он предложил считать тему закрытой.
– Отчитываетесь теперь перед Огнедом?
До окончания служебной проверки, по результатам которой pешится вопрос с карьерой Тонка, моим непосредственным начальником стал сам глава Карательной.
Кивнула и,извинившись, вернулась в отдел. Времени действительно мало. Перед командировкой нужно «подчистить хвосты», убедиться, что без меня работа не встанет.
***
Поезд медленно тащился вдоль серой полоски леса. Он то чуть расступался, то снова смыкал ряды. Изредка мы пересекали сонные заболоченные реки. «Беспросветность» – подходящее слово для вида из окна. Из подобных мест хочется бежать без оглядки.
Ни следов жилья, не считая полустанков, неожиданно выныривавших из леса и столь же стремительно в них терявшихся. На некоторых поезд останавливался, чтобы высадить пассажиров или пополнить запасы воды.
Помешивая ложечкой сахар в чае, с нетерпением ждала, когда утомительная поездка закончится. Собственно,из развлечений в ней был только тот самый чай и чтение. Даже свежую газету не достанешь – не экспресс.
Наконец впереди показалась входной семафор узловой станции. Железная дорога разрослась, обзавелась боковыми путями. С обеих сторон потянулись однотипные склады, почти вплотную подхoдившие к рельсам. Между ними мелькали грузовые вагоны с углем, зерном и лесом.
Дав протяжный гудок, паровоз окончательно сбросил скорость и впoлз на станцию.
– Кашт! – заглянув в купе, объявил проводник.
Поблагодарив, подхватила нехитрые пожитки и сошла на платформу.
Как я отвыкла от подобных мест! С непривычки хотелось вернуться обратно в поезд, а ещё лучше купить обратный билет в столицу. Пересилив минутную слабость, горько усмехнулась : «Ну здравствуй, детство!»