Притяжение 3

Самодовольный козел оборачивается на мой крик, сидя в своем желтом спортивном автомобиле. Не сомневаюсь, что этот засранец думает, что ему удастся сделать состояние на снимках Эмили. Я слишком хорошо знаю, как папарацци разрушают жизни. Было достаточно больно видеть, как они делали это с Николасом и Эмили. Мне этого до конца жизни хватит. Парень смотрит на меня и бросает окурок на тротуар. На его лице мелькает раздражение, когда он узнает меня. Уверен, я последний человек, кого он ожидал увидеть.

— Опять ты? Что ты хочешь? — шипит он со злостью.

— Мне нужны фотографии, которые ты сделал сегодня вечером.

Он снисходительно смеется надо мной. Ярость прожигает меня, когда я вижу его взгляд, ясно говорящий "пошел на хер".

— Это все честно и законно. Я сделал те снимки на общественном тротуаре, — говорит он.

Я наблюдаю, как он медленно вылезает из своей машины. Не знай я, подумал бы, что он собирается драться со мной. К сожалению, не думаю, что у меня появится такая возможность.

— Сделал, и я хочу за платить, чтобы получить их.

Папарацци презрительно усмехается.

— Ты не можешь себе этого позволить.

Ублюдок. Готов поспорить, что мой кулак сотрет эту гребанную улыбку с его лица.

— Могу, — бросаю я вызов.

Его скептический взгляд свидетельствует о том, что он не купился на то, что я ему говорю. Я достаю из кармана листок со своим предложением и протягиваю ему. Несколько лет назад я бы даже не подумал, что буду стоять тут и предлагать папарацци небольшое состояние за фотографии. И как бы мне не хотелось увидеть лицо Стефана, когда он узнает про нас с Эмили, я отлично понимаю, что сделаю больно еще двоим людям, о которых искренне забочусь. Эмили и Николасу.

— Она так много для тебя значит?

Много. Намного больше.

— Бери это и отдай мне цифровые копии. Все до единой. И даже не думай о том, чтобы спихнуть их еще куда-нибудь. — я вытаскиваю экземпляр договора, который составил и прислал мне по электронной почте Себастьян Вульф. Выгодно иметь в друзьях практикующего юриста. Себастьяну потребовалось меньше пяти минут, чтобы прислать его мне. Мне ненавистна даже мысль о том, чтобы быть у кого-то в долгу, но, если нужно выбирать, кому быть должным, я предпочту Себастьяна Вульфа.

Я наблюдаю за тем, как папарацци поджимает губы, словно раздумывая над моим предложением. Вспышка тревоги пронзает меня при мысли, что он может не продать мне фотографии.

— Я хочу больше, — говорит он.

— Слушай, ты, маленький жадный ублюдок, предложение более чем щедрое...

Он смотрит на меня со скучающим выражением на лице. Медленно скользнув по экрану своего телефона, он открывает альбом с дюжиной или около того снимков Эмили. Меня передергивает, когда он увеличивает ее фото в разодранном платье. Она выглядит так, будто на нее напало дикое животное. Желтая пресса с радостью проглотит это. Пока он листает снимки на своем телефоне, у меня появляется чувство безысходности. Я мог бы вытрясти из него все дерьмо и забрать эти снимки, но нет никакой гарантии, что он уже не загрузил их куда-нибудь еще.

— Так на чем мы остановились? — улыбается он.

— Сколько? — спрашиваю я, поморщившись.

— Восемьдесят штук.

Вот оно как. Я уж думал никогда этого не услышу.

— Ты с ума сошел, — рычу я.

На прошлой неделе я продал одному извращенцу картину стоимостью вдвое больше этой суммы, но не так давно денег мне едва хватало на автобусный билет. Папарацци ждет моего ответа, улыбаясь как акула. Он неимоверно рад содрать с меня побольше денег. Безусловно это месть за то, что я набил ему морду.

— Подпиши договор и деньги твои.

Он вырывает документ у меня из рук и быстро подписывает его, даже не удосужившись прочитать условия, напечатанные мелким шрифтом, которые Себастьян включил в договор. Вульф был бы очень расстроен. Он обожает свои чертовы договоры.

ГЛАВА 20

Эмили

Тристан.

Я просыпаюсь и обнаруживаю, что лежу в постели одна, а Тристана нигде не видно. Солнечный свет льется из окон второго этажа его студии, заставляя мою голову сильно пульсировать. Боже, я слишком много выпила прошлым вечером.

Меня переполняет чувство стыда, как только воспоминания о стычке с папарацци всплывают в моей памяти. Прошлой ночью я не могла признаться себе, но я рада, что он появился. Я скидываю с себя одеяло и вижу, что на мне ничего нет, кроме трусиков и розового лифчика. По-видимому, Тристан раздел меня и уложил в кровать.

Мои щеки начинают гореть.

Я чувствую себя странно разочарованной, что это не переросло во что-то большее.

Остальная моя одежда аккуратно сложена стопкой на его комоде. Я встаю, чтобы взять ее, но к своему удивлению, мои ноги прикованы цепью к кровати.

Какого черта?

Я тяну металлические оковы, но они не двигаются с места. Я прикована к нескольким дюймам холодной стали. Я потрясена, как же я попала сюда. Неужели я проспала в таком виде всю ночь? Я придвигаюсь и сгибаю колени, чтобы поближе рассмотреть свои оковы. Пытаясь в течение нескольких минут их открыть, я сдаюсь. Какого черта Тристан это сделал?

Лишь одно слово приходит мне на ум.

Наказание.